— Смерть, — ответил хриплый, — не скорая, но довольно мучительная.
Под кнутами надсмотрщиков, в пасти прорвавшейся через периметр твари или от прилетевшей из леса заразы. И это будет еще лучший исход. В худшем варианте ты попросту сдохнешь от истощения!
— Почему так? Неужто нельзя этого избежать? — В голосе Чарльза звучала обида. К месту разговора постепенно стягивались новички.
— А ты чего ожидал? Рая за звездами? — Хриплый зло и отрывисто рассмеялся, почти пролаял. — Или что там еще строчат в рекламных проспектах, где расписывают прелести жизни в колониях?.. Приятель, ты попал в лапы Эрика Хольмстада, и это значит, что он за полгода выжмет из тебя все соки, а потом скормит твой труп свиньям! Еще никому не удавалось провести в этих бараках тот год, после которого наступает свобода!
— Откуда? Откуда это известно? — спросил с верхней койки Фердинанд.
— Я был гражданином и прожил в этой усадьбе двадцать лет, — гордо сказал хриплый, — и только потом за провинность попал сюда… Мне ли не знать? На полях Альвхейма человек долго не живет!
— Но почему? — Любопытство Чарльза воистину было ненасытным.
— Во?первых, из?за жары, — ответил хриплый, — она не ослабнет даже тогда, когда настанет сезон дождей! Только сейчас приходится глотать пыль, а через месяц мы будем ползать по колено в грязи. И учти, работать надо по четырнадцать местных часов в сутки. Выходные и праздники ты оставил на Земле, так что забудь о них. Во?вторых, джунгли, а они подступают к самому периметру, таят такую кучу смертоносных сюрпризов, что минное поле по сравнению с ними — парк для прогулок. Хищники, ядовитые насекомые, вирусы — все так и прет оттуда. Забор — слабая помеха, он скорее для того, чтобы рабы не разбежались.
— А почему бы их не вырубить, эти джунгли? — спросил Чарльз.
— Шутишь? — Бывший гражданин Альвхейма вновь расхохотался. — Это слишком дорого! Дешевле получать бешеные урожаи на отвоеванных у леса клочках богатейшей земли, удобряя ее трупами эмигрантов! Постоянный приток переселенцев позволяет частично решить проблему перенаселения, обострившуюся в метрополии, так что колониальным властям позволяется обращаться с ними как угодно! Кроме того, вы ведь пили на Земле чай «Заря альвов»? Кушали привезенный отсюда рис или кукурузу? В метрополии нельзя вырастить ничего подобного, и поэтому правительство Федерации закрывает глаза на то, что каждое зернышко, каждая чаинка смочена не только потом, но и кровью!
— А несколько десятков человек, которые владеют Альвхеймом, на этом наживаются, — добавил другой старожил, широкоплечий и темнокожий, но с европейскими чертами лица, и все взгляды, тотчас повернулись к нему. — Потомки тех, кто прибыл сюда семьдесят лет назад, отпрыски скандинавских колонистов. Они?то сражались с джунглями сами, зато их внуки богаты, точно Крез. Почти все на планете принадлежит одному из пятнадцати главных семейств, а если учесть, что они меж собой в родстве, то одному Семейству!
— Ничего себе порядки, — жалобным голосом сказал Фердинанд. — Что же нам делать?
— Готовиться к смерти, — мрачно прорычал хриплый.
— Не слушайте его, — махнул рукой широкоплечий. — Он потерял место у хозяйской миски и поэтому зол на весь мир. Постарайтесь не бояться и достойно принять свою судьбу, иначе страх и отчаяние убьют вас быстрее, чем жара и надсмотрщики!
Громкий, пронзительный звонок прокатился по бараку.
— Это на ужин, — пояснил широкоплечий. — Идите за мной, я покажу, где вас накормят.
237?й день 73 года летоисчисления колонии
Альвхейм, усадьба «Святой Олаф»
Благодаря тому что ночь на Альвхейме куда длиннее земной, Васкес пробудился задолго до подъема.
— Идите за мной, я покажу, где вас накормят.
237?й день 73 года летоисчисления колонии
Альвхейм, усадьба «Святой Олаф»
Благодаря тому что ночь на Альвхейме куда длиннее земной, Васкес пробудился задолго до подъема. Лежал в темноте, слушая, как ворочаются такие же, как и он, бедолаги, не приспособившиеся к новому ритму, и как храпят старожилы, досыпая последние мгновения отдыха.
Пронзительный рев сирены легко перекрыл все эти звуки.
— Вставайте, разорви вас никси! — Злобный, рычащий голос, раздавшийся от входа, удачно дополнил сирену. Услышав его, очнулся бы даже тот, кто пролежал в летаргическом сне долгие десятилетия. — Опоздавший отведает моего кулака!
Васкес поспешно вскочил, натянул комбинезон, ткань которого оказалась твердой, как брезент, и царапала кожу. Нацепил на ноги ботинки, тяжелые, словно булыжники.
Идти, а тем более бежать в них с непривычки было неудобно. Но приходилось торопиться, и новички часто спотыкались.
— Быстрее, твари! — Голос напомнил Васкесу (а вернее, спрятанному внутри него Виктору) лейтенанта Коломбо… Это подбадривал переселенцев стоящий у дверей барака низкорослый, но ужасающе широкоплечий тип. — У вас осталось тридцать секунд, чтобы покинуть помещение! Потом я пущу в дело кнут!
Пробегая мимо охранника, Васкес разглядел грубые черты лица, вывернутые ноздри и щетину на щеках, жесткую, как у кабана. Темные глаза сверкали непонятной яростью, выбритый череп блестел, подобно мокрому камню.