— … да восслааавим силу, и мощь, и милосердие! Восславим! Восслааавим — Пение закончилось у самого алтаря. Ван Цзун вручил крест отцу Джону, а сам занял место ведущего церемонии.
Началась собственно новогодняя служба. Точно такие же проходили сейчас на всей планете, везде, где имелся обученный священнослужитель, — в занесенных снегом поселках, в больших городах, где были храмы, в больницах, тюрьмах и общежитиях, куда эмиссары крестоносцев специально отправлялись в канун праздника.
Чувство сопричастности к процессу, который разворачивался сейчас на всей планете, захватило Джафара с такой силой, что он едва не задохнулся. Судя по потрясенным лицам, прочие студенты переживали что?то похожее.
— Вознесем тебе хвалу за то, что ты изверг нас из пучины греха! — Голос ректора, ставший вдруг сильным и звонким, легко разносился по залу. — И подарил нам новую родину, где мы сможем очиститься и стать достойными тебя!
— Достойныымиии! — вновь грянул хор, перейдя к «Гимну о Достоинстве». — И да вознесется честь и слава до пределов небееесных!
Гимн сменялся речитативом, тот — общей молитвой, потом вновь звучало пение. Свечи заморгали, словно от усталости, воздух наполнился удушливым ароматом расплавленного воска, но Джафар не чувствовал утомления. Сердце его преисполнилось восторгом и благоговением.
— Да восславится! — выкрикнул ректор в последний раз, воздев к потолку руки. — Ом Мани Падме Хум! А теперь прошу вас, братия, на торжественный ужин…
И в этот момент Джафара посетила парадоксальная мысль, что, несмотря на все пережитые здесь унижения, на физическую и моральную боль, он ни за что бы не отказался от того времени, которое провел в стенах духовного училища крестоносцев ислама.
А если была бы возможность, то вернулся бы сюда еще.
Вполне вероятно, что именно такой и была цель пророка и его сподвижников, которые придумали изуверскую, полностью не совместимую с гуманизмом и даже простой порядочностью, но столь действенную систему обучения.
19?й день 161 года летоисчисления колонии
Новая Америка, Новая Филадельфия
— Итак, кхе?кхе. — Отец Зигмунд, преподающий в духовном училище медицину, имел привычку все время покашливать. Это, а также его медлительность вызывали раздражение у многих студентов, и иногда Джафар начинал подозревать, что преподаватель нарочно так себя ведет. — Сегодня мы займемся практикой осколочных ранений, кхе?кхе…
Отец Зигмунд замолчал и оглядел класс круглыми совиными глазами. Выражение в них было самое сонное, точно у ночной хищницы, которую неожиданно разбудили в полдень.
— Томаш, сын мой, подойдите сюда, кхе?кхе, — сказал преподаватель после паузы. — У вас, насколько я знаю, имеется на совести нераскаянный грех. Я дам вам шанс его искупить.
Томаш, рыжий и розовощекий увалень, был пойман за кражей еды с кухни. Плетей ему всыпали нещадно, молился он больше, чем все остальные, но такое наказание сочли недостаточным.
— Слушаюсь, отец, — проговорил провинившийся и поднялся из?за стола, по привычке чуть не опрокинув его.
Могучему телу Томаша вечно не хватало положенной порции, и Джафар его вполне понимал. Понимал, но оправдывать не собирался — не человек для плоти, а плоть для человека…
— Идите сюда, сын мой, кхе?кхе. — Отец Зигмунд ловким движением извлек из стоящей на столе баночки что?то зазубренное и изогнутое. — И закатайте рукав, во имя милости Господней!
Полгода назад подобное зрелище вызвало бы у большинства из сидящих здесь омерзение. Сейчас же все спокойно наблюдали, как отец Зигмунд аккуратно вдавливает осколок в мякоть плеча Томаша.
Несмотря на некоторую пухлость сложения, преподаватель отличался немалой силой. Кожа лопнула легко, как бумага, из раны засочилась кровь. Зрители безмолвствовали, Томаш спокойно улыбался.
Преподаватель Темного искусства, кто бы он ни был, ел хлеб не зря. Будущие священнослужители стали на самом деле господами боли, могли спокойно причинять и видеть ее и без всяких эмоций переносить такое, что у обычного человека вызвало бы потерю сознания от болевого шока.
— Вот так осколочек углубляется у нас в мясо, кхе?кхе, — негромко объяснил отец Зигмунд, фиксируя кусок железа в ране.
— Вот так осколочек углубляется у нас в мясо, кхе?кхе, — негромко объяснил отец Зигмунд, фиксируя кусок железа в ране. — Только обычно происходит это куда быстрее, да и вряд ли вам повезет, кхе?кхе, получить себе в тело обрывок металлического листа, обработанный антисептиком. Как вы, сын мой?
— Все в порядке, отец. — Томаш слегка побледнел, но в остальном держался молодцом.
— Тогда приступим к извлечению. — Преподаватель взял в руки скальпель и длинные щипцы. — Я покажу на живом человеке, а вы потом потренируетесь на манекенах…
Обнаружить медицину в духовном училище было само по себе странно, да еще и преподавали ее довольно своеобразным образом. Будущих священников учили экстремальным разделам медицинской науки — как справляться с ожогами, ранами и переломами, причем в полевых условиях, имея лишь минимум необходимых средств и никакой диагностической техники.
Сегодня любой из них смог бы принять роды, откачать утопающего или справиться с острым отравлением, но ни один не знал, что делать с обыкновенной простудой или гастритом.