— Неплохо, — отец Владимир удовлетворенно кивнул. — Но вы забыли молитву «Снисхождение света». Кто сможет определить ее духовный смысл?
Студенты сжались. Отвечать не стремился никто. Даже на фоне прочих предметов, таких, как «Темное искусство» или «Практика джихада», «Ритуальные основы веры», читаемые отцом Владимиром, выглядели страшно.
Чтобы угодить ему, необходимо было выучить огромное число молитв и ритуальных действий, уметь ими оперировать и осознавать внутренний смысл каждой, даже самой мелкой детали церемониала.
Отец Владимир знал предмет в совершенстве и был беспощаден к невежеству.
— Никто не хочет? — притворно удивился он. — Тогда открываем «Сборник ритуальных текстов с комментариями пророка» на странице сто семьдесят шесть и погружаемся в чтение…
По непонятной причине в училище резко отрицательно относились к электронным средствам обучения. Максимум, что использовали преподаватели, — это мобибук, студентам не позволялось и этого.
Огромный том «Сборника» был напечатан не на привычном пластике, а на дорогой бумаге и переплетен в настоящую кожу. Пользоваться им разрешалось только в аудитории, а после занятия каждый сдавал его преподавателю.
— Читаем!
Листы бумаги, необычайно шелковистые, мягко шуршали под пальцами. Их хотелось просто гладить, а не учить наизусть скучные тексты молитв и комментариев к ним. Но, учитывая крутой нрав отца Владимира, поступить так сейчас было бы неблагоразумно.
— … сущность сей молитвы заключается в ее сокровенном названии, связанном со свойством Творца эманировать свет… — Читать полагалось вслух, и каждый старался, кожей ощущая шаги расхаживающего между рядами преподавателя.
325?й день 160 года летоисчисления колонии
Новая Америка, Новая Филадельфия
— Грешен ты, сын мой! — Сегодня голос исповедника звучал чуть более басовито, чем в прошлый раз, и Джафар попытался сыграть в любимую студенческую игру — угадать, кто именно принимает исповеди.
Портило извечную игру только то, что она всякий раз оказывалась безрезультатной — проверить догадки не было никакой возможности, да и исповедники, скорее всего, все время менялись, а голоса их нарочито искажались.
— Грешен! — повторил священнослужитель, и Джафар сокрушенно повесил голову. — Но милость Господа безгранична, и да коснется она тебя своим крылом! Прощаю тебе все грехи, что открыл ты мне, во имя Единого и Детей Его, а те же, что утаил в недрах души твоей, да разорвут тебя своим смрадным дыханием!
— Ничего не утаил, отец! Ничего! — истово прошептал Джафар, до ужаса пугаясь одной мысли, что забыл какую?то мелочь, которая может стать поводом для наказания.
— Верю тебе, сын мой! — В соседнем отделении завозились. Все же, судя по всему, сидящий там был довольно толст. И кто это? Отец Джавахарлал, преподающий основы риторики? Отец Марк, отвечающий за знание священных текстов? Отец Зигмунд? — Поведай мне теперь обо всех греховных поступках, совершенных братьями! И будь столь же откровенен, как и ранее!
— Боюсь осквернить язык такими мерзостями, отец!.. — Горло перехватил спазм, Джафару было трудно говорить. — Но… брат Дайнус… ругал отца Владимира словами зломерзкими, называя его демоном аспидным и козлом вонючим…
Джафар, губы которого сейчас источали словесную пакость, ощущал себя так, будто он постепенно окунается в яму, полную свиных нечистот. Хотелось вскочить и сбежать отсюда. От стыда горели щеки.
— Воистину, сие есть нехорошо! — проговорил исповедник почти ласково. — Что еще ты хочешь мне поведать?
— Брат Клод… — Джафар ненавидел сам себя (Виктору с большим трудом удавалось держать под контролем эмоции псевдоличности, и это было сложно еще и потому, что они частично были и его собственными), — брат Клод занимался, как мне думается, рукоблудием…
— Что? — Исповеднику не положено удивляться, но в этот раз священнослужитель, исполняющий эту роль, не сдержался.
— Не возводишь ли ты напраслины на брата, сын мой?
— Нет, отец!.. — Скольких нервных клеток стоила в этот момент Джафару твердость голоса, он мог только догадываться. — Я зашел к нему, чтобы посоветоваться по сложному богословскому вопросу, ну и услышал, из санузла…
Камера, а она наверняка тут висела, должна была показать, что исповедующийся покраснел.
— Иди, сын мой, с миром. — Потрясенный исповедник даже забыл назначить минимальное покаяние — пяток плетей. — Ты чист от греха, и нету на тебе никакой вины!
— Благодарю вас, отец! — Не дожидаясь, пока священнослужитель опомнится, Джафар выскочил из кабины.
343?й день 160 года летоисчисления колонии
Новая Америка, Новая Филадельфия
Высокая узкая дверь, образующая главный выход из «замка», отступила в сторону, и Джафар вышел на улицу. Мороз тут же вцепился в лицо, мгновенно добрался до тела, защищенного слишком слабо.
В первые дни, если ему случалось оказаться на холоде без привычной толстой и теплой одежды, Джафар испытывал настоящий шок. Инстинкты, приобретенные в Семнадцатом поселке, безмолвно внушали ему мысль о том, что его ждет неминуемая гибель.
Но постепенно он привык. Зима тут была такой же суровой, как и в рабочем поселении, вот только здание, в котором пришлось жить, отличалось от барака в лучшую сторону. И сейчас Джафар, не дожидаясь, пока холод проникнет внутрь, просто рванул с места. Под ногами скрипел снежок, который выпал за ночь на дорожки во дворе училища и еще не был сметен трудолюбивыми дворниками, за спиной топали однокашники.