Оккупационные силы Объединившихся успешно захватили несколько отдаленных поселений и установили там марионеточный режим, позволяя повседневной жизни протекать практически без изменений. Пока о массовых программах Присоединения речи не было. Однако недоброжелатели упорно твердили, что это только вопрос времени. В конце концов, Конджойнеры насильно вживят населению имплантанты и сделают безликими рабами единого сознания. На оккупированных станциях уже появились первые группы сопротивления. Обычно это были свободные союзы, в которые входили Скайджеки, люди-свиньи, баньши и прочие межсистемные фракции и группировки с сомнительной репутацией, которых связывало только недовольство новой властью. Они даже предприняли несколько довольно успешных акций против «пауков». Впрочем, подумал Клавейн, это только повышало вероятность массового Присоединения, которое будет проводиться «для блага общества».
Но Йеллоустоун и его ближайшие окрестности — Ржавый Обод, анклавы и карусели на высоких орбитах и целый рой свободно плавающих доков — пока оставались в стороне. Феррисвильский Конвент упорно делал вид, что выполняет функции руководства — впрочем, это была его собственная проблема. Такая ситуация вполне устраивала обе стороны. В образовавшейся нейтральной зоне шпионы могли обмениваться информацией, а секретные агенты воюющих фракций — смешиваться с третьими партиями и умасливать потенциальных сторонников и сочувствующих, а также тех, кого объявили изменниками. Правда, поговаривали, что долго это не протянется. Конджойнеры не остановятся, пока не захватят всю систему или основную ее часть. В течение нескольких десятилетий Йеллоустоун был у них в руках, и они не упустят возможность вернуть его. Первый раз это была просто интервенция, которую Демархисты сами себе навязали, но следующее вторжение будет означать установление полного контроля, подобного которому история не знала уже много веков.
Вот такой расклад. А если даже такой прогноз окажется безнадежно оптимистичным?
Скейд сообщила, что сигналы от похищенных орудий прекратили поступать более тридцати лет назад. Записи и данные, к которым Клавейн получил доступ, подтверждали ее слова. В принципе, можно было даже понять, почему возвращение оружия неожиданно стало для Материнского Гнезда делом едва ли не первостепенной важности. Как-то Скейд обмолвилась, что до сих пор операцию не удавалось провести из-за интенсивных военных действий. Можно не сомневаться: это лишь часть правды. Нет, тут есть что-то еще. Что-то произошло или должно произойти, и поэтому вернуть орудия необходимо именно сейчас. Что-то вызвало ужас Внутреннего Кабинета.
Клавейн был бы удивлен, если бы Скейд — и косвенно Внутренний Кабинет — знали о Волках нечто такое, о чем не сообщили ему. После возвращения Галианы их классифицировали как угрозу серьезную, но отдаленную. Когда человечество проникнет глубже в межзвездное пространство, об этом можно начинать беспокоиться — но не раньше.
А если обнаружен новый вид разумной жизни? Или Волки подобрались ближе?
Он попытался отбросить эту идею, но не смог. Достаточно было вспомнить о предстоящем полете, и его мысли закружили, точно стервятники, исследуя ее со всех сторон, срывая слой за слоем. Клавейн продолжал это мучительное самокопание и не мог остановиться, пока его сознания не коснулась мысль Скейд.
(Мы почти на месте, Клавейн. Ты увидишь нечто такое, что не идет ни в какое сравнение с остальным Материнским Гнездом — понимаешь?)
«Конечно. Очень надеюсь: что бы ни здесь делали, вы делали это осторожно. Если вы привлекли внимание противника, все ваши усилия пойдут прахом».
(Это исключено, Клавейн.)
«Это еще не все.
)
«Это еще не все. Необходимо исключить любые операции в радиусе десяти световых часов…»
(Послушай, Клавейн…) Она нагнулась к нему, и ремни обвязки, которые поддерживали ее, натянулись, образуя вмятины на черном скафандре. (Ты должен кое-что понять. Отныне война — это не самая главная проблема. Мы ее выиграем.)
«Не стоит недооценивать Демархистов».
(О, не волнуйся. Но с ними мы разберемся потом. Единственное, что сейчас действительно имеет значение — вернуть орудия класса «ад».)
«Именно вернуть? Или можно уничтожить?»
Клавейн внимательно следил за ответной реакцией. Даже после того, как он стал членом Закрытого Совета, сознание Скейд оставалось для него недоступным.
(Уничтожить, Клавейн? Кому такое придет в голову?)
«Ты сказала, что главное — не допустить, чтобы орудия попали не в те руки.
(Это и есть главная цель.)
«Так почему не уничтожить орудия? Решить проблему раз и навсегда… Мне кажется, это намного проще. И намного логичнее».
(Вернуть орудия было бы предпочтительней.)
«Предпочтительней?»
(Гораздо предпочтительней, Клавейн.)
Теперь двигатели корвета заработали жестче. Выпуклый диск кометы — темный, едва видимый, — проступал на фоне непроницаемой черноты космоса. Потоки частиц, изливаясь из дюз корабля, сверкали на ее фоне, словно подметая пространство. Комета вращалась — быстрее, чем Материнское Гнездо, но в разумных пределах. Клавейн оценил на глаз ее диаметр. Семь или восемь километров — не слишком много. Пожалуй, поместится внутри Материнского Гнезда.