— Клавейн… спасай себя.
— Почему, киска?
— Я все равно умру.
Когда кошка в первый раз заговорила, он решил: начались галлюцинации, и воображение создает ему болтливого компаньона. Потом Клавейн с запозданием понял, что кошка действительно разговаривала. Должно быть, этот образчик генной инженерии принадлежал кому-то из богатых туристов. К верхушке башни как раз припарковался гражданский дирижабль, когда заговорила пено-фазная артиллерия «пауков». Кошке удалось сбежать из гондолы дирижабля задолго до атаки и спуститься к основанию башни. Клавейн считал преобразование животных при помощи биоинженерии попыткой бросить вызов Богу. Он вполне справедливо полагал, что кошки не являются чувствующими существами — по крайней мере, не признаны таковыми официально. Сторонников Чистоты Нервной системы хватил бы удар, узнай они, что Клавейн делится водой из своего пайка с «богопротивной тварью». Они относились к любым видам генетической огментации с той же ненавистью, что и к людям, которые прошли через лабораторию Галианы.
Клавейну наконец-то удалось засунуть сосок кошке в рот, и она рефлекторно сделала несколько глотков.
— В один прекрасный день, киска, мы отсюда выберемся.
— Не так… скоро.
— Пей и не жалуйся.
Кошка глотнула еще несколько раз.
— Спасибо.
Снова ветерок… Потом он усилился, а грохот железобетона стал громче. Где-то через час в тусклом сиянии биохимической термально-световой палочки Клавейн увидел, как открылась трещина. Сквозь нее виднелись пыль и развалины. Золотистый мех кошки вздыбился, как ячменное поле, она пыталась повернуть головку в направлении ветра. Клавейн осторожно коснулся рукой ее загривка, чтобы успокоить несчастное существо. Глаза кошки напоминали две кровавых впадины.
Конец близок. Клавейн знал это. Это не движение воздуха в руинах. Это разлом главного периметра падающей конструкции. Пузырьки воздуха медленно утекали в холодную, разреженную атмосферу Марса.
Он засмеялся. Казалось, будто в горле скребут тросом, усыпанным маленькими лезвиями.
— Что-то… смешное?
— Нет, — ответил Клавейн. — Нет. Вовсе нет.
Свет исходил из темноты. Потом волна чистого холодного воздуха ударила его в лицо и ворвалась в легкие.
Он снова погладил кошку. Если это смерть, то она, кажется, не настолько страшна, насколько ему представлялось.
— Клавейн.
Кто-то спокойно и настойчиво произносил его имя.
— Клавейн. Просыпайся.
Он открыл глаза. Усилие, которого ему это стоило, отняло половину сил; остальная половина ушла на то, чтобы понять, где он оказался. Здесь было настолько светло, что хотелось как можно сильнее зажмуриться… и вернуться назад в прошлое. Даже сон снова будет наполнен болью и клаустрофобией.
— Клавейн. Я предупреждаю… если ты не проснешься, то мне придется…
Он заставил себя разлепить веки и обнаружил перед собой что-то крайне смутно очерченное.
Клавейн попытался сфокусироваться. Однако это оказалось слишком сложной задачей.
— Черт… — произнес женский голос, исходящий от расплывчатой фигуры. — Похоже, он свихнулся. Или что-то в этом роде.
Другой голос — звучный, очень вежливый, но с легкими покровительственными нотками, отозвался:
— Извините, Маленькая Мисс, но что-либо предполагать в данной ситуации — не самое мудрое решение. Особенно учитывая тот факт, что данный джентльмен — Конджойнер.
— Эй, только не надо об этом напоминать!
— Возможно, имеет смысл подчеркнуть, что подобное состояние может быть в равной степени преднамеренным.
— Ну, так и выкинь его обратно, — проворчал третий голос, тоже мужской. — Прямо сейчас.
— Заткнись, Ксав.
Глаза наконец-то стали видеть нормально. Клавейн лежал, сложившись пополам, в маленьком помещении с белыми стенами. Вдоль этих стен стояли помпы и измерительные приборы, чередуясь с изрядно затертыми схемами и предупредительными табличками. Шлюз, и ничто иное. Клавейн все еще был в скафандре. В том скафандре, подсказала память, в котором он покинул корвет. Над ним кто-то склонился — судя по очертаниям, тоже одетый в скафандр. Потом щиток его шлема поднялся, впуская свет и воздух.
Клавейн покопался в руинах своей памяти.
— Антуанетта?
— Сразу в точку, Клавейн.
Щиток на ее шлеме тоже был поднят, позволяя видеть часть лица — белокурую челку, огромные глаза и нос в конопушках. Пристегнутая к стене металлическим тросиком, она держала руку на красном рычаге.
— Ты моложе, чем я думал, — пробормотал Клавейн.
— С тобой все в порядке?
— Мне уже лучше, — ответил он. — А через пару минут я совсем оклемаюсь. Я вогнал себя в глубокий сон, почти в кому, чтобы сэкономить резерв скафандра. Мало ли, вдруг ты немного опоздаешь…
— А если бы я вообще не прилетела?
— Я надеялся, что ты все-таки прилетишь.
— И ошибался. Я не собиралась. Правильно, Ксав?
— Ты не представляешь, насколько тебе повезло, старик, — ответил мужской голос.
— Нет, — сказал Клавейн. — Думаю, нет.
— Еще раз повторяю: скинь его в космос, — повторил мужчина.
Антуанетта оглянулась через плечо, в сторону внутреннего люка.
— После того, как мы тащились в такую даль?
— Еще не поздно. Покажи ему, как безвозмездно оказывать помощь.
Клавейн попытался пошевелиться.
— Я не…
— Но!