— Пока нет. Может быть, мы скоро выясним.
Шаттл пересек звуковой барьер.
Может быть, мы скоро выясним.
Шаттл пересек звуковой барьер. В какой-то момент Оводу показалось, что корабль развалится — в конце концов, конструкция не была рассчитана на подобные нагрузки. В треске корпуса слышался стон раненого животного. Все датчики на пульте управления истерически замигали красным. И вдруг стало очень тихо. Шаттл плыл, словно корабль-призрак по спокойному морю. Пульт ожил, пронзительные голоса, вопящие об опасности из каждого динамика, смолкли.
— Прорвались, — выдохнула Вуалюмье. — Думаю, все цело. Овод… Давай больше не искушать судьбу.
— Хорошо. Но мы уже столько прошли, так что… ну… это… было бы глупо не заглянуть немного глубже, правда?
— Нет.
— Если хотите, я вам помогу. Но мне надо знать, во что я впутываюсь.
— Шаттл не выдержит.
Овод улыбнулся.
— Он просто вытерпит чуть больше того, на что рассчитан. И не будьте такой пессимисткой.
Представитель Демархистов вошла в белую, почти стерильную комнату и смерила Клавейна взглядом. У нее за спиной стояли трое полицейских Феррисвиля, которые задержали Невила в терминале отправки, и четверо солдат-Демархистов. Последние сдали свое оружие, но в своей мощной огненно-красной броне по-прежнему выглядели угрожающе. Клавейн почувствовал себя старым и беспомощным. Он полностью зависел от милости своих новых покровителей и знал это.
— Сандра Вой, — представилась женщина. — А вы, как я понимаю — Невил Клавейн, Конджойнер. Почему вы хотели видеть меня?
— Я больше не принадлежу фракции Конджойнеров.
— Это меня не интересует. Почему именно я? По словам представителей Феррисвильской администрации, вы просили пригласить меня.
— Мне показалось, что вы сможете меня выслушать беспристрастно. Понимаете, я знал кое-кого из ваших родственников. Например, вашу прапрабабушку… если вы не однофамильцы. Мне так и не удалось разобраться, кто есть кто в нынешнем поколении.
Женщина пододвинула белый стул и села напротив Клавейна. Демархисты претендовали на воссоздание старомодной системы чинов и званий. Капитаны назывались командирами корабля, генералы — специалистами стратегического планирования. Разумеется, все эти нюансы требовали введения соответствующих знаков отличия. Сандра Вой была бы возмущена до глубины души, если бы кто-нибудь посмел не догадаться, что множество цветных полосок и колец на груди ее куртки обозначают конкретное воинское звание.
— За последние четыреста лет другой Сандры Вой не было, — отчеканила она.
— Я знаю. Предыдущая погибла на Марсе, во время мирных переговоров с Объединившимися.
— Я обойдусь без урока древней истории.
— Факты остаются фактами, сколько бы лет не прошло. Мы с Сандрой вместе участвовали в миротворческой миссии. После ее смерти я перешел на сторону Объединившихся и до последнего времени был с ними.
Молодая Сандра Вой бросила на него пронзительный взгляд. Имплантанты Клавейна уловили стремительный поток данных, входящих и выходящих из ее мозга. Картина впечатляла. Со времен Эпидемии Демархисты весьма преуспели в развитии нейронной огментации.
— Это не согласуется с нашими данными.
Клавейн поднял бровь.
— Не согласуется?
— Именно. Наша разведка сообщает, что Невил Клавейн прожил не более чем сто пятьдесят лет после того, как перешел на сторону Конджойнеров. Следовательно, это не вы.
— Сто пятьдесят лет назад я покинул Населенный космос и отправился в межзвездную экспедицию. Я вернулся совсем недавно. Поэтому обо мне нет никаких упоминаний. Что это меняет? Конвент уже подтвердил, что я Конджойнер.
— Это может быть ловушкой.
Почему вы решили стать перебежчиком?
Она снова его удивила.
— Почему бы и нет?
— Возможно, вы слишком увлеченно читали наши газеты. В таком случае, у меня для вас потрясающая новость: ваша сторона победит в этой войне. Одним «пауком» больше, одним меньше… для нас это ничего не меняет.
— Никогда об этом не думал, — сказал Клавейн.
— И что?
— Я принял решение по совсем другой причине.
Шаттл спускался все ниже и ниже, постоянно опережая сверхзвуковой фронт машины Подавляющих. Туманное пятно на дисплее пассивного радара — неизвестный объект-преследователь — по-прежнему держал дистанцию в тридцать тысяч километров, то появляясь, то исчезая, но следовал за шаттлом, как на привязи. Дневной свет неуклонно слабел, пока небо не стало почти таким же, как неподвижная чернота внизу. Ана Хоури выключила освещение в кабине, надеясь улучшить видимость, но это принесло мало пользы. Единственным источником света была вишнево-красная стенка трубы, похожая на резаную рану, но даже она уже потускнела. Труба двигалась со скоростью двадцать пять километров в секунду относительно атмосферы. Угол ее наклона приближался к девяноста градусам по мере приближения к зоне, где водород переставал быть газом и превращался в жидкий металл.
Из динамика донеслось еще одно предупреждение, и Хоури вздрогнула.
— Мы не можем опускаться глубже. Сейчас я не шучу. Нас просто расплющит. За бортом уже пятьдесят атмосфер, и эта штука все еще у нас на хвосте.
— Еще немного, Ана. Мы можем достигнуть зоны перехода?