А может быть… именно это имеет значение. Куда большее, чем что бы то ни было.
Клавейн увидел это с неожиданной ясностью, от которой могло остановиться сердце. Все, что имеет значение, происходит здесь и сейчас. Все, что имеет значение — выживание. Разум, склонившийся и принявший собственное вымирание — неважно, ради каких далеких перспектив, ради каких великих и прекрасных целей — это не тот вид, который имеет смысл сохранить.
И не тот, которому Клавейн готов служить. Чем труднее выбор, тем проще проблема, это он понял давно. Он может уступить орудия и внести вклад в неизбежное вымирание человечества, зная при этом, что сделал это ради возможного сохранения разумной жизни как таковой. И может забрать их — хотя бы в том количестве, в котором они доступны, — и попытаться решить проблему, которая угрожает людям здесь и сейчас.
Может быть, это бессмысленно и просто отсрочит неизбежное. Но если так, почему бы не попытаться?
(Клавейн?..)
Он был погружен в безмерном спокойствие. Все стало понятно. Остается только сказать Фелке, что принял решение забрать орудия и стоять до конца. И будь она проклята, это дальнейшая перспектива. Он — Невил Клавейн, который никогда не сдавался.
Но неожиданно что-то привлекло его внимание.
По «Зодиакальному Свету» нанесли удар. Корабль был расколот разломился.
Глава 39
— Привет, Клавейн, — сказала Илиа Вольева. Ее голос напоминал шуршание Трюкачей, так что ему приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова.
— Рада тебя видеть, в конце концов. Подойди ближе, хорошо?
Он подошел к ее койке. В это не хотелось верить, но перед ним была Триумвир. Женщина выглядела смертельно больной, однако от нее исходило глубокое спокойствие, а на лице, хотя глаза прятались под серыми непрозрачными очками, читалось сознание выполненного долга, той блаженной эйфории, смешанной с запредельной усталостью, которая приходит по завершении долгого и трудного дела.
— Рад познакомится, Илиа, — сказал Клавейн.
И пожал ей руку, так мягко, насколько мог. Она была ранена, а затем, незащищенная, вновь вышла в космос, где кипело сражение — и получила такую дозу радиации, что даже медишны, введенные в ее организм, не могли ее спасти.
Триумвир умирала, ее время почти истекло.
— Ты почти такой же, как твоя копия, Клавейн, — произнесла она спокойным скрипучим голосом. — И в тоже время другой. В тебе есть серьезность, которой не хватает машинам. А может быть, мне просто так кажется. Потому что теперь я знаю тебя лучше — как противника. Я не уверена, что уважала тебя раньше.
— А теперь?
— Ты дал мне время подумать. Теперь я могу сказать, что уважаю.
В каюте находилось девять человек. Рядом с кроватью Вольевой стояла Хоури — Клавейн решил, что это помощница Вольевой. В свою очередь Клавейна сопровождали Фелка, Скорпио и двое его гиперсвинов, Антуанетта Бакс и Ксавьер Лю. Шаттл Конджойнера-отступника, человека, который прожил четыреста лет, причалил к «Ностальгии по Бесконечности», как только было объявлено о прекращения огня. Вскоре к нему присоединилась «Штормовая Птица».
— Ты рассмотрела мое предложение? — деликатно поинтересовался Клавейн.
Вольева презрительно усмехнулась.
— Твое предложение?
— Мое пересмотренное предложение. Которое не включает в себе твою одностороннюю капитуляцию.
— По-моему, ты не в том положении, чтобы предъявлять ультиматумы. По моим последним данным, у тебя осталось полкорабля.
Она была права. Ремонтуа и основная часть команды уцелели, но сказать, что звездолет сильно пострадал, означало не сказать ничего. Оставалось загадкой, почему не сдетонировали двигатели Объединившихся.
— Я имел в виду… соглашение. О взаимном сотрудничестве, равном и взаимовыгодном.
— Напомни, хорошо?
Клавейн обернулся.
— Антуанетта, сделай одолжение.
Девушка вышла вперед. Похоже, она испытывала примерно такой же трепет, как и Клавейн.
— Илиа…
— Триумвир Вольева, молодая леди. По крайней мере, до тех пор, пока мы не познакомимся получше.
— Что я хотела сказать… у меня есть корабль… грузовой…
Илиа посмотрела на Клавейна, и он понял ее без слов. У нее оставалось слишком мало времени, чтобы тратить его на предисловия.
— У Антуанетты есть грузовоз, — твердо произнес Клавейн. — Сейчас он пришвартован к «Ностальгии». Судно рассчитано на трансатмосферные перелеты. Характеристики не блестящие, но проблем не будет.
— И что ты предлагаешь?
— На «Штормовой Птице» есть грузовые помещения с нормальным давлением. Они пригодны для перевозки крупных партий пассажиров. Условия не самые шикарные, но…
Вольева подозвала Антуанетту.
— Сколько?
— Четыре тысячи — легко. Может, даже пять. Триумвир, оно так и напрашивается на роль ковчега. Ну… на худой конец, баржи.
Клавейн кивнул.
— Подумай, Илиа. Насколько я понял, здесь проводится операция по эвакуации. Я подозревал, что меня пытаются обмануть, но сейчас получил все доказательства. Однако вы не вывезли даже двух процентов населения планеты.
— Мы сделали все, что смогли, — защищаясь, возразила Хоури. Клавейн жестом остановил ее.
— Я верю. Учитывая условия, вы сделали очень много. И спасете столько людей, сколько сможете. Но можно сделать еще больше. Орудие Волков… прошу прощения, Подавляющих… буравит Дельты Павлина. И оно не будет ждать, пока мы что-нибудь придумаем. Если использовать «Штормовую Птицу», нам хватит пятидесяти рейсов.
Если использовать «Штормовую Птицу», нам хватит пятидесяти рейсов. А может быть, и меньше. Допустим, сорок. Антуанетта права: из ее судна выйдет неплохой ковчег. К тому же достаточно быстрый.
Вольева вздохнула: