На миг пузырь застыл, снова судорожно дернулся, а затем начал сжиматься с невообразимой скоростью. Когда рост Моленки сократился на четверть, полупрозрачная пленка внезапно стала алой изнутри. Сознание Скейд ударил истошный вой, и связь прервалась окончательно. Моленка была мертва. Сохраняя пропорции человеческого тела, пузырь продолжал уменьшаться. Вот он стал похож на манекен, потом — на марионетку, на детскую куклу… вот стал крошечной фигуркой в палец длиной, теряя очертания и определенность форм, словно плавясь и обтекая. Когда все кончилось, в пространстве висел маленький шарик, наполненный чем-то молочно-белым.
Скейд протянула руку и схватила его. Она уже знала, что эту штуку надо как можно скорее выбросить в вакуум — прежде, чем она сожмется еще больше. Материя внутри мембраны — то, что некогда было Моленкой — находилась под огромным давлением. В один прекрасный момент этот шарик внезапно решит увеличиться, и Скейд не хотела даже думать о том, что тогда может произойти.
Это оказалось не так-то просто. Казалось, шарик жестко закрепили в определенной точке пространства… и, наверно, времени. Скейд приказала своему механическому телу увеличить силу. В конце концов ей удалось сдвинуть шарик с места. Он весил столько же, сколько тело Моленки… нет, пожалуй, даже больше, судя по тому, как трудно было заставить его остановиться или сменить направление движения.
Скейд начала свой нелегкий путь к ближайшему дорсальному шлюзу.
Спираль проектора раскрутилась до нужной скорости. Клавейн стоял, держась руками за поручни, окружающие сферу просмотра, и разглядывал непонятный предмет, изображение которого появилось в цилиндре. Больше всего это напоминало раздавленного жука: ворох мягких внутренностей, похожих на веревки, вывалившихся наружу с одной стороны жесткого темного панциря.
— Что-то она никуда не торопится, — сказал Скорпио.
Антуанетта кивнула и выразительно присвистнула.
— Отторопилась. Теперь дрейфует, куда звездный ветер понесет. Вот дерьмо, господи… Как думаете, что с ней произошло?
— Что-то нехорошее, но ничего катастрофического, — спокойно отозвался Клавейн, — иначе мы бы вообще не увидели ее. Скорпио, можешь дать увеличение на корму? Похоже, именно там все и произошло.
Скорпио перенастроил внешние камеры. Ему приходилось попотеть, чтобы удерживать в фокусе дрейфующий корабль: дифференциал скорости составлял более тысячи километров в секунду. Примерно через час они окажутся в зоне досягаемости орудий. Сейчас «Зодиакальный Свет» шел с постоянной скоростью, системы подавления инерции были отключены, двигатели заглушены. Огромные маховики раскручивали центральную часть корабля, где обитали все члены экипажа, вырабатывая один «g» центробежной гравитации. Клавейн наслаждался: теперь не надо было бороться с перегрузками и набивать себе синяки каркасным экзоскелетом.
А самое приятное — прекратилось воздействие подавляющего инерцию поля, которое нещадно давило на психику.
Скорпио наконец-то настроил изображение.
— Вот, — сказал он. — Теперь все четко.
— Спасибо, — кивнул Клавейн.
Ремонтуа, единственный, кто продолжал носить экзоскелет, прошаркал мимо Паулины Сухой и подошел поближе к цилиндру, окруженный жужжанием сервоприводов.
— Я не знаю, что это за устройства, Клавейн. Но они здесь неспроста.
Клавейн кивнул. Он был того же мнения. В основном, форма звездолета сохранилась, но из его кормовой части веером торчало сложное хитросплетение волокон и арок. Это напоминало моментальный снимок часового механизма, в котором взорвалась небольшая бомба, и россыпь пружин и храповиков брызнула в разные стороны. Клавейн обернулся к Ремонтуа.
— Может быть, рискнешь предположить?
— Скейд поняла, что не сможет от нас оторваться, что мы все равно нагоним ее. И, похоже, пошла на крайние меры.
— Крайние? — переспросил Ксавьер, одной рукой обнимая Антуанетту за талию. Оба были по уши в машинном масле.
— У нее уже была установка, контролирующая инерцию, — продолжал Ремонтуа. — Мне кажется, это не совсем она. Установку переделали, чтобы перейти в другое состояние.
— Какое, например? — спросил Ксавьер.
— Установка убирает инерционную массу… это Скейд называет «состоянием два». Но убирает не полностью. Значит, в поле состояния три вся инерционная масса падает до нуля. Материя превращается в поток фотонов и может двигаться только со скоростью света, не больше и не меньше. Расширение времени становится неопределенным, таким образом, корабль остается замороженным в фотонном состоянии до конца времени.
Клавейн кивнул и пристально посмотрел на своего друга. Казалось, Ремонтуа без возражений носит экзоскелет, хотя прекрасно знал: эта конструкция способна мгновенно обездвижить его, если Клавейн усомнится в его намерениях.
— А «состояние четыре»? — спросил Клавейн.
— Оно может оказаться весьма полезным, — ответил Ремонтуа. — Если Скейд сможет проскочить «состояние три» и плавно соскользнет в «состояние четыре»… Тогда корабль окажется в поле, где его инерционная масса станет отрицательной. Это состояние тахиона. Скейд сможет двигаться со сверхсветовой скоростью.
— Чего она и пыталась добиться? — вежливо уточнил Ксавьер.