Волки пришли к выводу: не все старое стоит считать устаревшим.
Конечно, великая работа не сводится к перемещению звезд. Даже если две галактики лишь слегка коснутся друг друга, а не столкнутся лоб в лоб, заполняющие их газы и пыль все равно вступят во взаимодействие. Вспыхнет чудовищный фейерверк. Взрывные волны рикошетом пройдут по галактикам, толчки породят множество новых циклов рождения звезд. Возникнет поколение сверхмассивных горячих светил, которые будут жить несколько космических мгновений и умирать в ослепительных вспышках сверхновых. Отдельные звездные системы переживут это событие, но огромные пространства Галактики будут стерилизованы этими катастрофическими взрывами. Прямое столкновение нанесет еще более страшный ущерб, который так или иначе надо пытаться свести к минимуму. В течение следующего миллиарда лет машинам придется усиленно работать не над подавлением появлений разумной жизни, а над созданием горячих звезд. Те звезды, которые все-таки успеют родиться, будут уведены к краю пространства теми же способами, чтобы взрывы не угрожали новым расцветающим культурам.
Великая работа завершится не скоро.
Но это только один вариант будущего. Есть другой, продолжала Фелка. В котором разум уцелеет, как уцелел сейчас. В котором Подавляющие утратят господство в Галактике.
В этом будущем время великого расцвета разума стремительно приближается и может наступить в течение ближайших миллионов лет. В одно биение сердца галактика обезумеет от жизни, наполнившись до краев мыслящими и чувствующими видами.
Но все они обречены на гибель.
Органический разум не сможет достичь необходимого уровня сплоченности и согласованности, чтобы предотвратить столкновение. Сотрудничество видов в таких масштабах просто невозможно. Начнется борьба между разумными видами, цивилизации будут уничтожать друг друга. Цивилизации никогда не станут настолько сплоченными, чтобы осуществить такую обширную и длительную программу, как предотвращение столкновения галактик. И дело не в том, что им будет не по силам предотвратить надвигающуюся угрозу. Просто у каждого вида возникнет собственная стратегия, свое решение этой проблемы. Начнутся диспуты, которые перерастут в вооруженные конфликты — такие же жестокие, как Войны Утренних Зорь.
Слишком много рук окажется на руле космоса, прокомментировала Фелка.
Столкновение галактик произойдет, и результаты — как самого столкновения, так и войн, сопровождающих его — будут катастрофическими. Нет, Млечный Путь не станем безжизненным в одно мгновение. Еще пару миллиардов лет угасающие очаги разума будут бороться за существование, но их меры приведут к одному: уцелевшие мало чем будут отличаться от машин. Ничего подобного обществам, которые населяли Галактику до столкновения, больше не возникнет.
Семнадцатый выстрелил.
Этот факт едва успел отложиться в голове Вольевой, когда луч оборвался. Орудие вернулось в то же состояние, в котором она его обнаружила. По грубым оценкам, оно вышло из-под контроля Клавейна примерно на полсекунды. Возможно, даже меньше.
Она включила передатчик и в шлеме тут же раздался голос Хоури.
— Илиа?.. Илиа?.. Ты меня…
— Слышу, Хоури. Что-то случилось?
— Да так, ничего. Кажется, ты сделала то, что намеревалась. Орудие выстрелило. Прямое попадание в «Зодиакальный Свет».
Вольева закрыла глаза, перебирая ощущения и не понимая, почему не испытывает победного восторга, которого следовало ожидать.
— Прямое попадание?
— Ну да!
— Этого не может быть. Я не видела вспышки. Двигатели Конджойнеров…
— Я сказала «прямое попадание», а не «смертельный удар».
К этому времени Илиа добилась от приборной панели изображения «Зодиакального Света». Потом спроецировала его на щиток шлема и с затаенным волнением принялась рассматривать повреждения. Луч разрезал судно Клавейна, словно буханку хлеба, отхватив примерно треть его длины. Заостренный нос, сверкая ровным срезом ледяной оболочки, пронизанной алмазными волокнами, ужасающе медленным движением отгибался от остальной части судна, словно срубленный шпиль. Сама рана все еще светилась пурпурными оттенками, точно живое тело, по обеим сторонам от среза то и дело возникали вспышки взрывов. Илиа не жаловалась на отсутствие ярких впечатлений, но более красивого зрелища не видела, наверное, за всю свою жизнь. Обидно, что она не видела собственными глазами, как это все начиналось.
В этот момент шаттл вздрогнул, и Вольева ударилась о переборку. Черт, она так как не успела пристегнуться. Что произошло? Может, орудие наводилось на другую цель и при этом задело шаттл? Она вползла в кресло, тряхнула головой, поправляя очки, и посмотрела в иллюминатор, но Семнадцатый оставался в прежнем положении, словно только что прекратил огонь. Шаттл снова задрожал. Та же дребезжащая дрожь с одного борта. На этот раз Илиа ощутила через перчатки характерную вибрацию — металл скользил по металлу. Так бывает, когда два небольших корабля, идущих «впритирку», начинают задевать друг о друга.
Она пришла к этому заключению за мгновение до того, как первый гость появился в аварийном шлюзе. Вольева выругалась. Она еще и люк за собой не задраила! Хорошо, что не догадалась заодно снять шлем… Скафандр по-прежнему вызывал обманчивое чувство защищенности. Ей следовало думать о незваных гостях, а не о системах жизнеобеспечения. Будь она в нормальном состоянии, черта с два бы до такого дошло… Впрочем, перед смертью можно позволить себе пару раз ошибиться. В конце концов, ей все-таки удалось нанести Клавейну нечто вроде решающего удара. Сейчас его корабль, скорее всего, уже развалился, и половинки дрейфуют по отдельности, оставляя следы запутанных потоков механических выделений.