— Не знаю, — ответил Клавейн.
— Запускаем «бету», — сказал свин. — Только на корабль и плотным лучом.
Примерно минуту Клавейн молчал. Скорпио наблюдал, как тот снова глядит в иллюминатор, в черноту космоса. Интересно, что он надеется там увидеть. Может быть, ему кажется, что можно отменить вспышку света, которая стала сигналом гибели Галианы — надо только очень постараться? Скорпио знал Клавейна не так долго, как некоторых других, но считал его здравомыслящим человека. Но печаль — та отчаянная, отягощенная угрызениями совести печаль, которая терзала сейчас Клавейна, — не оставляет камня на камне от здравого смысла. Скорпио полагал, что роль таких эмоций, как грусть и печаль, никогда не получала должной оценки в истории. Горе, угрызения совести, переживание потери, боль и тоска оказывали, по крайней мере, столь же сильное воздействие на формирование событий, как злость, жадность и жажда мести.
— Клавейн?.. — осторожно проговорил человек-свинья.
— Никогда не думал, что сделать выбор — это так трудно, — сказал Клавейн. — Но Хи оказался прав. Трудность выбора — единственное, что имеет значение. Я думал, стать отступником — самое сложное, что мне когда-либо придется сделать. Я считал, что больше не увижу Фелку. И представить себе не мог, насколько ошибался. Это было так просто! Несравнимо проще того, что я сделал позже. Я убил Галиану, Скорпио. И самое страшное — по собственной воле.
— Но ты снова спас Фелку. Вот тебе утешение.
— Да, — отозвался Клавейн. Это был голос человека, который тщетно ловит последние осколки спокойствия. — Я спас Фелку. По крайней мере, кого-то спас. Но это уже не та Фелка, которую я оставил в Материнском Гнезде. Сейчас в ней самой сидит Волк. Всего лишь призрак Волка… Но когда я говорю с Фелкой, то не могу понять, кто мне отвечает — она или эта металлическая тварь. И сомневаюсь, что когда-нибудь буду уверен в том, что она мне говорит.
— Ты достаточно сделал для Фелки. Ты рисковал головой, чтобы вытащить ее оттуда. Кстати, тоже выбор не из легких. Но ты здесь не один такой.
Скорпио почесал свой вздернутый пятачок.
— Знаешь, всем, кто торчит на этом корабле, пришлось выбирать. Например, Антуанетта. Я знаю ее историю, Клавейн. Собралась сделать доброе дело — похоронить своего отца, как он того хотел… А в итоге ее втянули в борьбу за спасение человечества. Ну, и не только человечества, как ты понимаешь… Могу поспорить, она делает это не для того, чтобы залечить больную совесть. Мы и вообразить не можем, куда наш выбор нас заведет.
И не последует ли за ним еще один, куда более сложный. Ты думал, что совершаешь охрененно геройский поступок, когда уходил от «пауков». А оказалось, что это просто начало чего-то большего.
Клавейн вздохнул, и Скорпио заметил, что его лицо немного просветлело. А может быть, просто очень хотел это увидеть.
— А ты, Скорпио? — голос Клавейна зазвучал мягче. — Тебе приходилось делать трудный выбор?
— Ага. Например, я согласился помогать вам, сукины дети.
— И как тебе это?
— Кое-кто из вас — сукины дети. Которых надо убивать так медленно и мучительно, как только я могу представить. Но вы не все такие.
— Можно считать это комплиментом.
— Считай сколько хочешь. Завтра я могу передумать.
Клавейн снова вздохнул и почесал бороду.
— Ладно. Делаем, что решили. Отправляем «бету».
— Тогда надо составить сопутствующее послание, — ответил Скорпио. — Начальные условия соглашений, если хочешь.
— Все, что полагается, Скорпио. Все, черт возьми, что полагается.
За время своего долгого жестокого правления Подавляющие освоили пятнадцать способов уничтожения карликовых звезд.
Несомненно, размышлял надсмотрщик, есть и другие методы, более или менее эффективные. Несомненно, они уже изобретались и применялись в различные эпохи галактической истории. Галактика была огромной и очень древней, и Подавляющие знали о ней далеко не все. Но факт оставался фактом: за последние четыреста сорок миллионов лет не появилось ни одного нового способа уничтожения звезд. Со времени последнего методологического обновления Галактика совершила два оборота. Это был пугающе долгий срок — даже по холодным расчетам Подавляющих. И за это время они не открыли ничего нового.
Возможность разрушать звезды пением оказалась последним методом, который вошел в библиотеку техник уничтожения. Этот метод был призван правомочным четыреста сорок миллионов лет назад. И все же надсмотрщик исследовал его с оттенком любопытства. Так старый мясник разглядывает новые аппараты, призванные увеличить продуктивность скотобойни. Нынешняя зачистка обеспечивала Подавляющим благоприятную возможность испытания метода и произвести его всестороннюю оценку. Если результат не удовлетворит надсмотрщика, то он оставит в архиве соответствующую запись. Это будет рекомендация: при последующих зачистках использовать один из четырнадцати более старых способов уничтожения звезд. Но сейчас он верил в эффективность певца.
Все звезды поют — сами для себя. Внешние слои звенят и гудят в широком диапазоне частот, словно несмолкающие переливы колоколов. Могучие сейсмические волны передают вибрации глубоко в плазму, в самое сердце звезды, к поверхности расплавленного ядра. В звездах-карликах вроде Дельты Павлина эти вибрации не слишком сильны. Но певец подстраивался к ним, двигаясь вокруг звезды в экваториальной плоскости. Он накачивал звезду гравитационной энергией, подбирая резонансные частоты так, чтобы увеличить вибрации. Млекопитающие дали бы певцу немелодичное имя «гравер», гравитационный лазер.