Антуанетта и Ксавьер уже ждали его — они тоже успели переодеться и освежиться. Вскоре вся компания уже ехала в поезде на другую сторону Карусели. Антуанетта сообщила, что линию провели после того, как спицы колеса были разрушены — до этого через «втулку» ходил экспресс. Теперь прямой путь стал невозможен. Но это было еще полбеды. Маршрут проходил не по дуге, а по сложной зигзагообразной траектории, змеясь и петляя вдоль «обода», а порой даже выходил на поверхность, чтобы обогнуть какой-нибудь частный сектор. Понятно, что направление движения относительно вектора вращения то и дело менялось, вызывая у Клавейна холод в животе и короткие приступы головокружения. Больше всего это напоминало вход в атмосферу Марса по «метеоритной» траектории.
Когда поезд прибыл на внутренний вокзал, Клавейн вздохнул с облегчением. Зал представлял собой огромную крытую плазу со стеклянным полом и стенами высотой в десятки метров — потрясающее зрелище.
Прямо под ногами темнела передняя часть огромного космического корабля, пробившая внутреннюю стенку обода Карусели. Тупоносый обтекаемый нос покрывали царапины, выбоины и пятна ожогов. Все, что обычно выступает из корпуса или крепится к обшивке, было безжалостно сорвано и искорежено. Иллюминаторы пилотской кабины, образующие полусферу на носу корабля, превратились в черные отверстия, похожие на пустые глазницы. Там, где звездолет встретился с поверхностью Карусели, вздувалась затвердевшая пористая пена пепельного цвета, напоминающая пемзу.
— Кто это сотворил? — спросил Клавейн.
— Один долбанный идиот по имени Лайл Меррик, — отозвалась Антуанетта.
Ксавьер перехватил инициативу.
— То, что ты видишь — судно этого Меррика, вернее, то, что от него осталось. Старое корыто на химических реактивных двигателях, едва ли не самое примитивное из всего, что когда-либо летало в системе. Лайл оставался при делах, потому что умел уломать клиентов. Те, у кого была возможность, битой канистры бы этому болвану не доверили. Но в один прекрасный день Меррик вляпался.
— Это случилось лет шестнадцать-семнадцать назад, — сказала Антуанетта. — Таможенники хотели провести у него на борту досмотр, а Лайл дал деру. Он вполне мог спрятаться — был один ремонтный док в отдаленном секторе Карусели, куда его посудина вполне бы поместилась. Но Лайл все делал через задницу. То ли он ошибся в расчетах, то ли не справился с управлением… а может быть, просто был пьян.
Но Лайл все делал через задницу. То ли он ошибся в расчетах, то ли не справился с управлением… а может быть, просто был пьян. В общем, этот придурок вписался прямо в обод карусели.
— Ты видишь только очень маленькую часть его корабля, — подхватил Ксавьер. — Все остальное — то, что находилось сзади — по большому счету, было просто баком для горючего. Химический реактивный движок — вообще чертовски прожорливая штука, даже с пено-фазным катализатором. Когда судно врезалось в карусель, нос пробил обшивку, но не столько смял ее, сколько покорежил. В общем, цистерна сдетонировала и взорвалась. Снаружи остался здоровенный кратер.
— Погибшие? — спросил Клавейн.
— Несколько человек, — ответил Лю.
— Я бы так не сказала, — поправила девушка. — Несколько сотен.
Они рассказали, как гиперприматы в скафандрах герметизировали поверхность карусели, причем несколько обезьян из команды спасателей погибло. Животные настолько блестяще выполнили работу, замазав каждую щель между корпусом судна и стенкой обода, что стало ясно: безопаснее всего будет ничего не переделывать. После этого дизайнеры создали эту очаровательную плазу — разумеется, за соответствующую сумму.
— Теперь это называется «отзвуки жестокого столкновения с кораблем», — сказала Антуанетта.
— Ага, — подтвердил Ксавьер. — Или еще: «Комментарий несчастного случая остроумным архитектурным жестом, в меру необходимости сохранившим и взявшим за основу трансформацию пространства в результате самого происшествия».
— Я бы сказала проще: «Памятник идиотам, которые сорят деньгами», — прокомментировала девушка.
— Это была твоя идея — притащиться сюда, — сказал Лю. — Всецело твоя.
В коническом носу корабля разместился бар. Перед входом Клавейн тактично намекнул своим спутникам, что им пора немного угомониться. Рядом со столиком в дальнем углу, который они выбрали, красовалась цистерна с бурлящей водой, задекорированная под пещеру. Внутри плавали моллюски, на конических телах вспыхивали неоном рекламные слоганы.
Гиббон-официант принес им пиво, и все трое принялись за кружки — даже Клавейн, который был равнодушен к алкоголю. Но напиток оказался просто восхитительным — прохладным и освежающим. К тому же спасение стоило отметить. Клавейн надеялся, что его спутники не узнают, насколько ему неуютно — это могло испортить приятное времяпрепровождение.
— Итак, Клавейн, — сказала Антуанетта. — Объяснишь, что все это значит, или хочешь оставить нас ломать голову?
— Вы знаете, кто я такой?
— Да, — она покосилась на Ксавьера. — Ну… мы так думаем. Ты раньше этого не отрицал.
— В таком случае, вы знаете, что мне уже доводилось стать перебежчиком.
— Давным-давно, — задумчиво сказала девушка.