В цистерне появился совершенно плоский квадрат. Он медленно поворачивался, демонстрируя свои призрачные поверхности всем собравшимся на мостике.
— Это двухмерное изображение пространства прямо по курсу, — объяснил Клавейн. — Вы уже можете наблюдать мощные релятивистские эффекты: звезды изменили положение, их спектры сдвинулись в сторону фиолетового. Горячие звезды кажутся более тусклыми, так как большая часть их излучения теперь приходится на ультрафиолет. Появились карлики — сейчас инфракрасное излучение воспринимается как видимое. Но сегодня нас интересуют не звезды.
Он указал на тусклый объект в центре середине квадрата.
— Вот. Может показаться, что это еще одна звезда. На самом деле так приборы воспринимают корабль Скейд. Она старается сделать так, чтобы не видели ее двигателей, но мы регистрируем достаточно блуждающих фотонов, которые испускает «Ночная Тень», чтобы установить ее положение.
— Можете определить мощность толчка? — спросила Сухой.
— Конечно. Судя по температуре пламени, двигатели работают в номинальном режиме… что означает ускорение в один «g» для типичного судна в миллион тон. Двигатели «Ночной Тени» меньше стандартных, но она считается малым субсветовиком. Вообще-то, это не сыграло бы большой роли. Но сейчас «Ночная Тень» идет с двукратным ускорением, а иногда разгоняется до трехкратного. Как и у нас, у нее есть установки для управления инерцией. Но я точно знаю: для них это не предел.
— В отличие от нас, — Сухой побледнела еще сильнее. — Квантовый вакуум — это змеиное гнездо, и мы уже поковырялись там очень острой палочкой.
Клавейн терпеливо улыбнулся.
— Я понял, к чему вы ведете. Но если Скейд что-то предпринимает, мы должны найти способ сделать то же самое. На самом деле, меня беспокоит совсем другое.
Картина на вращающемся квадрате неуловимо изменилась. «Звезда», которая отмечала местоположения «Ночной Тени», стала немного ярче.
— Или она разгоняется, или меняет геометрию луча, — сказала Антуанетта.
— Или она разгоняется, или меняет геометрию луча, — сказала Антуанетта.
— Я тоже так думал. Но тогда спектр был бы другим. Он вспыхивает и гаснет вместе со всем корпусом.
— Лазеры? — спросил Лашер.
Клавейн посмотрел на человека-свинью. Это был самый преданный союзник Скорпио.
— Похоже на то. Сверхмощные оптические лазеры — может быть, целая батарея. Лучи направлены назад, по линии полета. Думаю, мы видим не весь поток, а только часть.
— И что ей от этого? — спросил Лашер. Его лицо пересекал шрам — темная косая черта, словно проведенная карандашом от брови до щеки. — Она слишком далеко от нас, чтобы использовать лазер как оружие.
— Знаю, — отозвался Клавейн. — Это меня и беспокоит. Скейд пальцем не шевельнет без особых на то причин.
— Значит, она хочет нас прикончить?
— Мы просто должны выяснить, как она собирается это сделать, — ответил Клавейн. — И уповать на то, что мы можем накрыть, ко всем чертям, ее затею.
Никто ему не ответил. Каждый смотрел на медленно вращающийся квадрат света с маленькой злобной звездой в центре.
Спикер правительства был маленьким, опрятным мужчиной с холеными руками и идеальным маникюром. Он презирал пыль, сор, отбросы — в общем, грязь в любом ее проявлении. Поэтому, когда ему передавали подготовленное заявление — свернутый лист тонкого синтетического пергамента, на котором печатались правительственные документы — спикер брал его только двумя пальцами, большим и указательным, чтобы максимально ограничить контакт кожи с материалом. За свой рабочий стол в Доме Вещания — одного из приземистых зданий, соединенных с Домом Инквизиции, — спикер садился лишь после того, как убеждался в отсутствии крошек и жирных пятен. Вот и сейчас он разместил пергамент на столешнице — так, чтобы нижний край лежал строго параллельно ее краю — и сложенный пополам лист, медленно и тщательно, словно сапер, открывающий ящик, в котором может лежать бомба. Затем рукавом разгладил бумагу по диагонали, чтобы она лежала ровно, без выпуклостей. По завершении процесса спикер опустил глаза и начал знакомиться с текстом. Просто для того, чтобы убедиться, что не сделает ошибок, когда будет его произносить.
С другой стороны стола стоял оператор, наводя на спикера камеру. Это была старинная плавающая камера, подвешенная на консоли операторского крана. Оптическая система работала превосходно, невзирая на свой возраст, однако срок службы моторов уже давно истек. Подобно многому в Кювье, эта камера служила насмешливым напоминанием о добрых старых временах, когда все было намного лучше. Но спикер не допускал подобных мыслей. Размышлять о нынешнем уровне жизни не входило в его обязанности. По правде говоря, у него просто не было повода об этом задумываться. Они с женой получали дополнительный рацион и проживали в одном из лучших кварталов Кювье.
— Готовы, сэр? — спросил оператор.
Спикер ответил не сразу. Какое-то время он продолжал изучать документ, его губы медленно шевелились, проговаривая текст. Спикер понятия не имел, откуда взялся этот доклад, кто составлял и редактировал текст, кто ломал голову над речевыми оборотами. Это опять-таки не входило в его обязанности. Он знал, что правительственная машина работает, как всегда, и ее отлаженные, хорошо смазанные механизмы доставили этот документ прямо ему в руки, чтобы он донес его до людей. Маленький опрятный мужчина еще раз пробежал глазами текст, посмотрел на оператора и произнес: