Все, что угодно было лучше, чем ничего.
Балкон тянулся вдоль боковой стены черного здания, ограниченный невысоким парапетом. Хи подошел к самому краю. Теплый ветерок, похожий на неглубокое дыхание животного, набирал силу, пока не стал довольно ощутимым. Внизу, на расстоянии головокружительных километров, в безумных лабиринтах света запутался Город. Таким было небо над его родным поселением после воздушных боев — одно из немногих воспоминаний молодости.
Однажды он сказал себе: когда, наконец, достигнет искупления, когда сделает нечто, способное покрыть хотя бы некоторые совершенные грехи, он оборвет свою жизнь. Лучше умереть с почти равным счетом, чем подвергаться риску совершить в будущем нечто худшее. Его воля к злу не исчезала, хотя и спряталась где-то в глубине — и все еще жила там, свернувшись в ожидании, как гамадриада. И опасность слишком велика.
Он посмотрел вниз, представляя, что почувствует через секунду. Через мгновение все закончится благодаря плавной, элегантной игре массы и гравитации. Он станет не более чем примером действия законов баллистики. Не будет больше способности воспринимать боль, не будет жажды освобождения.
Женский голос прорезал темноту ночи.
— Нет, Хи.
Он оглянулся, но остался стоять на краю. Город все еще завораживал, притягивая к себе.
Она прошла по балкону, звонко щелкая каблуками. Хи почувствовал, как женские руки обвились вокруг его тела. Нежно, медленно, она отвела его от края.
— Нет, — прошептала она. — Это заканчивается не так. Не здесь, не сейчас.
Глава 24
— Вот машина — мало ли что случится, — проговорил маленький смуглый человечек и кивком указал на одинокий вездеход, припаркованный у обочины.
Овод посмотрел на сгорбленную тень за лобовым стеклом.
— Похоже, водитель уснул.
— Не-а.
Однако на всякий случай коротышка подъехал поближе. Оба вездехода были одной модели — стандартные разработки, финансируемые правительством. Правда, тот, что предназначался «на случай неприятностей» выглядел не в пример более прискорбно. Дождь барабанил по кузову, и разнокалиберные латки на кузове — следы многократного ремонта — выделялись матовыми прямоугольниками. Шофер Овода вылез из кабины, подбежал к припаркованной развалюхе, прыгая через лужи, и постучал в окно. Стекло медленно опустилось. Примерно минуту водители оживленно переговаривались, подкрепляя аргументы энергичными жестами и мимикой — по крайней мере, это относилось к коротышке. Наконец он вернулся, плюхнулся на сиденье рядом с Оводом, что-то пробормотал, еле переводя дух, потом отпустил ручной тормоз, и машина с визгом отъехала.
— На этой улице больше никто не припаркуется, — сказал Овод. — Это выглядит подозрительно — просто стоять и ждать.
— А ты бы предпочел, чтобы машины вообще не было — ночью, да еще когда с неба дождик писает?
— Нет, конечно. Просто позаботься, что этот соня придумал хорошую историю — вдруг ребята Вуалюмье решат с ним немного побеседовать.
— Уже придумал, не волнуйся. У него якобы рандеву с замужней женщиной. Видишь окна на верхнем этаже? Он торчит тут и дожидается, когда дама даст знать, что муж ушел.
— Может быть, ему стоит чуть-чуть оживиться?
— Я уже сказал ему, чтобы не клевал носом, — вездеход со скрежетом повернул за угол. — Расслабься, Овод. Мы уже сто раз такое проделывали. Только в Кювье. И в этом секторе было не меньше дюжины митингов. Причина, по которой я стараюсь тебе помогать, такова, что тебе нечего дергаться из-за мелочей.
— Ты прав, — сказал Овод. — Похоже, у меня нервы шалят.
Коротышка рассмеялся.
— Это у тебя нервы?
— Ставки слишком высоки. Я не хочу подвести людей — после того, как мы зашли так далеко.
— Ты их и не подведешь. И они не подведут. Ты еще не понял? Они любят тебя, — водитель щелкнул переключателем на приборной панели, заставляя дворники работать быстрее. — Чертовы Преобразователи, блин… Мало им дождей. Однако для планеты это полезно — или что они там лепят. Кстати, как ты думаешь: правительство врет?
— Насчет чего? — спросил Овод.
— Той дивной штуки в небе.
Овод последовал за организатором в условленное здание. Несколько неосвещенных коридоров — и они вошли в просторную комнату без окон. Комната была набита битком, лица всех сидящих обращены к передвижной сцене с кафедрой. Послышались аплодисменты — негромкие, уважительные, но никакого исступления. Окинув взглядом собравшихся, Овод понял: как и обещалось, пришло около сорока человек.
— Добрый вечер, — произнес он, положив руки на кафедру и наклонившись вперед. — Спасибо, что пришли. Я ценю тот риск, который вы приняли на себя. Обещаю, дело того стоит.
Среди его последователей были представители всех слоев общества, за исключением верхушки правительства. Не потому, что никто из госслужащих не делал попыток примкнуть к Движению: некоторые искренне симпатизировали Оводу. Но принимать их в организацию означало идти на неоправданный риск. Такие отсеивались задолго до того, как попадали в окружение Овода. Зато в движении активно участвовали техники, повара и водители грузовиков, фермеры, водопроводчики и учителя. Некоторые из них уже достигли преклонных лет и помнили Город Бездны — они были взрослыми, когда «Лорин» привез их на Ресургем. Другие родились во времена режима Жирардо и «те самые» дни — почти такие нищие и тяжелые — называли «добрыми старыми временами», хотя сами верили в это с трудом. Наконец, несколько человек, подобно самому Оводу, сохранили о старом мире лишь детские воспоминания.