— При чем здесь телеметрия, — махнул рукой Макаров. — Их нельзя восстанавливать! Ни у кого в Галактике нет таких технологий; воскресив этих эрэсов, мы раскроем Федерации наши возможности!
— Да, это проблема, — согласился Лернер. — Я всего лишь хотел сказать, что ваш поступок не был необратимым. Впрочем, иначе и быть не могло: экспериментальные устройства, к числу которых относится ваш корабль, обязаны обеспечивать безопасность окружающего пространства.
Макаров с сомнением покачал головой. Устройства устройствами, но что ты будешь делать с политикой? Решение принято; пока мы их не воскресим, я с Земли — ни ногой.
— Что ж эти устройства меня за руки не схватили? — посетовал он Лернеру. — Ну да что сделано, то сделано. Расскажите мне лучше, откуда у Ядерной Федерации взялись корабли, способные угнаться за «Рифеем»!
Лернер приложил палец к губам:
— Пока секрет! Доберемся до столовой, там все и узнаете.
Он тоже приглашен на совещание, понял Макаров. И не просто так вышел на кладбище, а чтобы со мной познакомиться. Какие все-таки молодцы эти звездные русичи. А вот я…
— Можно задать вам неприятный вопрос? — тихо спросил Лернер.
— Неприятный вопрос ? — усмехнулся Макаров. — Не думаю, чтобы вам это удалось. Но попытайтесь!
— Почему вы не стреляли?
Макаров захлопал глазами. Что значит — почему не стрелял?! Да мне никогда бы и в голову не пришло…
Пять когаленцев на Фирджане-три, вспомнил он, словно проснувшись. Трое ни в чем не повинных вейкеров. Домби Зубль, которого мы с Ями Хиллом на полном серьезе собирались пытать. Наконец, Гаррасихи Гхури, которого я искренне хотел убить. Но… не убил.
А ведь это нановодочка, подумал Макаров. Действует помаленьку! И как тонко действует — такое ощущение, словно я всю жизнь был гуманистом. Спасибо, что память не отшибает.
— Если не хотите, можете не отвечать, — обеспокоенно произнес Лернер. — Я же предупреждал…
— Да нет, все в порядке, — ответил Макаров. — Честно говоря, мне даже в голову не пришло, что я могу по кому-то стрелять. Видимо, действительно становлюсь звездным русичем.
— Ну, вот видите! — обрадовался Лернер. — Правда же, так гораздо лучше?
Макаров хмыкнул и на всякий случай промолчал. Он сильно сомневался, что его вызванный нановодкой гуманизм может на что-то сгодиться. По крайней мере, дурацкому прыжку в черную дыру этот гуманизм никак не помешал.
Лернер первым подошел к полупрозрачной двери жилого корпуса, остановился на пороге, давая тонкому пластику растаять в воздухе, и жестом пригласил Макарова пройти вперед.
— Вы все-таки герой дня, — пояснил он. — Так что только после вас!
Макаров вошел в кафе, огляделся, разыскивая самый большой стол, и сразу же понял, что разговор предстоит серьезный. В отличие от обычных сборищ за завтраком, в которых участвовала едва ли не половина испытателей Сахарской испытательной Станции, сейчас в кафе находились всего пять человек. Элфот, то есть фактически начальник Станции Джо-Натан Маркс, личный куратор Макарова Семен Лапин, мрачный и явно невыспавшийся, несмотря на все чудеса исма, Артем Калашников, эксперт ЦСУ Нея Миноуи и еще один незнакомый Макарову мужчина в строгом сером костюме.
Увидев Макарова, Калашников немедленно налил себе полный бокал красного вина. Дарсанка Миноуи издала низкий неодобрительный звук, Лапин подмигнул Макарову и подложил себе на тарелку соленых грибочков, а Маркс поднялся из-за стола и протянул руку в сторону двух свободных стульев.
— Присаживайтесь, Михаил Борисович, — сказал он, — и вы присаживайтесь, Павел Александрович. Накладывайте себе, что повкуснее, а мы тем временем начнем. Вам слово, Леонид Петрович!
Макаров присел рядом с Миноуи и положил руки на колени. Ему было не до разносолов. Калашников понимающе кивнул и с мрачной гримасой поднял свой бокал.
— Меня зовут Леонид Штерн, — представился мужчина в сером, — здесь я присутствую в качестве элпера Совета по международным отношениям. Мы собрались, чтобы обсудить несколько проблем, вскрывшихся по результатам нештатных полевых испытаний звездолета класса «Рифей». Самая важная из них, разумеется — совершенное испытателем Макаровым Павлом Александровичем непредумышленное убийство четырех представителей галактического сообщества.
Вторая проблема — новые технологии Ядерной Федерации, в корне меняющие наши представления о военно-политическом положении в Галактике. И третья, которой я также хочу уделить некоторое внимание, — это обнаруженный в окрестностях Центральной Дыры эффект, получивший с легкой руки коллеги Макарова абсолютно неправильное название «супергравитация». Я предлагаю начать с последней проблемы, как с наиболее простой и понятной всем присутствующим.
Сидевший напротив Макарова Калашников фыркнул и поставил на стол опустевший бокал.
— Вы хотите что-то сказать, Артем Сергеевич? — повернулся к нему Штерн.
— Насчет последней пустяковой проблемы, — кивнул Калашников. — Горизонт супергравитационных эффектов составляет сегодня пятьсот шестнадцать светолет. Два года назад он был меньше четырехсот восьмидесяти пяти. Таким образом, зона действия супергравитации Центральной Дыры растет со сверхсветовой скоростью, и может охватить всю Галактику в исторически короткие сроки. Ну а почем стоит жить в условиях супергравитации, это пусть вам Макаров расскажет. У него до сих пор энергобаланс «Рифея» не сходится.