— То есть и люди так могут? — спросил он с интересом.
— Могут, — кивнула Миноуи. — Если сформировать соответствующие навыки. Во взрослом возрасте это довольно проблематично.
— Да? — удивился Калашников. — Ладно, посмотрим!
— Только не в ущерб основной работе, — улыбнулась Миноуи. — Напомню, что мы до сих пор не знаем, кто такой Спрут.
— Спрут — не проблема, — махнул рукой Калашников, — думаю, Макаров его уже вычислил. Что с Ядерной Федерацией делать — вот в чем вопрос! Сосредоточьте усилия на Хозяине; думаю, перед войной нами займется именно он.
— Договорились, — ответила дарсанка. — Расстаемся?
— До завтра, — уточнил на всякий случай Калашников.
Нея Миноуи растаяла в портале. Калашников потер лоб, разыскал ногами сандалии, встал с кровати. Раньше надо было про керофе узнавать, подумал он. Теперь, похоже, пора вечерний ритуал осваивать.
Калашников вошел в Сеть и выдал запрос по Экспедиции Павлова-Гейнца. Ритуалы ритуалами, а работа ждать не будет. Самостоятельно разобраться в астрофизике 23 века Калашников так и не сумел, а потому решил обратиться непосредственно к специалистам.
Вместо ответа Сеть зажгла посреди комнаты розовый огонек — сигнал прямой связи с представителем экспедиции.
— Артем Сергеевич? — услышал Калашников мягкий вкрадчивый голос. — Интересуетесь нашей работой?
Огонек раздался в стороны, перегородив спальню плоским голографическим экраном. Калашников увидел невысокого лысого старичка с белоснежной клинообразной бородкой. Сеть на секунду высветила бэдж — «Альбер Гейнц, руководитель экспедиции».
Сам Гейнц?! Полезная штука известность, подумал Калашников.
— Здравствуйте, коллега Альбер! — воскликнул он, приветственно поднимая руку. — Конечно же, интересуюсь, ведь я вчера лично напоролся на вашу супергравитацию в окрестностях местной Центральной дыры!
— Тогда спрашивайте, — кивнул Гейнц и скрестил руки на груди.
Калашников покосился было на кресла, но Гейнц не выказывал ни малейшего желания садиться.
— Расскажите мне, — попросил Калашников, — что происходит с галактикой после возникновения в ней супергравитации.
— Если вкратце, то ничего принципиально нового, — сказал Гейнц, хитро прищурившись. — А если чуть подробнее, то позвольте прочитать вам небольшую лекцию об эволюции галактик. Вы наверняка слышали такое слово — квазар?
— Еще бы, — улыбнулся Калашников. — Это такое состояние галактики, при котором в Центральную дыру поступает больше материи, чем обычно.
— Хорошо сказано, — одобрил Гейнц. — Но откуда берется эта материя, вот в чем вопрос! Любая галактика является гравитационно стабильной системой, каждый рукав и каждая звезда имеют собственные траектории вращения, никоим образом не пересекающиеся с центральной дырой. По всем теоретическим построениям, центральные дыры обречены вечно сидеть на голодном пайке. Да вы и сами, наверное, знаете, что на каждый квазар приходится миллион нормальных галактик?
— Знаю, — кивнул Калашников. — У меня вообще сложилось впечатление, что квазар — это что-то вроде сверхновой, вспыхнул и тут же погас.
— Совершенно верно! — обрадовался Гейнц. — Но что является причиной такой вспышки?
— Судя по последним событиям, супергравитация? — догадался Калашников.
— На этапе розжига — да, — согласился Гейнц. — Но откуда берется сама супергравитация? В спокойных галактиках она начисто отсутствует, это я вам как руководитель Экспедиции говорю! А в некоторых галактиках что-то происходит — и в считанные годы они превращаются в квазары!
— Вообще-то это я у вас хотел спросить, — напомнил Калашников, — что же там такое происходит. Поначалу я думал, что центральная дыра превышает какую-то критическую массу, потом залез в ваши работы и понял, что полный профан в большинстве наук.
— Хорошо, объясню, — улыбнулся Гейнц. — Я не случайно упомянул слово «розжиг». Супергравитация возникает не внутри дыры и не за ее пределами; она появляется в так называемой «серой зоне», охватывающей ближайшие окрестности горизонта событий. Досветовое излучение из этой зоны вырваться уже не может; однако если плотность энергии в серой зоне превышает некий предел, она превращается в природный аналог наших телепортеров и прыжковых звездолетов. Начинаются микропроколы пространства, меняется тонкая структура вакуума, и фьють, — Гейнц взмахнул руками, — супергравитация заработала. Но заработала, как всякий примитивный телепорт — с огромным пространственным разбросом! В результате значительная часть материи попадает не в саму серую зону, а в ее окрестности, падает на дыру, выделяя дополнительную энергию, еще больше разогревает серую зону — и так далее по нарастающей. И уже через несколько столетий мы получаем молодой, но вполне жизнеспособный квазар!
— Прямо как костер, — хмыкнул Калашников.
Гейнц покачал головой:
— Похуже костра, молодой человек. Скорее это можно сравнить с гипотетической детонацией океана под воздействием термоядерной бомбы. В галактических масштабах вспышка квазара за сто лет — это взрыв, а не костер.
— Я о другом, — пробормотал Калашников. — Ну ладно, а что происходит с квазаром дальше?
— А вот этим как раз мы сейчас и занимаемся, — потер руки Гейнц.
— Ну ладно, а что происходит с квазаром дальше?
— А вот этим как раз мы сейчас и занимаемся, — потер руки Гейнц. — В теории, существует и верхний предел плотности серой зоны. Ведь ее сверхсветовая активность может быть направлена не только наружу, но и внутрь дыры! Начиная с некоторой критической плотности, серая зона превращается в насос, который выкачивает массу из самой черной дыры и разбрасывает ее в окружающее пространство. Это приводит к образованию вокруг дыры плотного газового облака, которое начинает препятствовать поглощению добываемой супергравитацией материи. Дело выглядит так, словно дыра включает гигантский вентилятор и выдувает из своих ближайших окрестностей собственную пищу! Вскоре после этого квазар гаснет, а на его месте мы видим самую обыкновенную галактику — слегка потрепанную супегравитацией, но вполне пригодную для обитания. Этот цикл занимает от силы миллион лет, и за свою жизнь средняя галактика способна побывать квазаром несколько тысяч раз!