Калашников застыл с раскрытым для очередных возражений ртом.
Требовать?!
Удел человека — служение, удел робота — молитва. Так вот что такое молитва робота!
— Понял, — быстро сказал Калашников. — Значит, мы переставляем понятия «служение» и «молитва»? Чтобы для эрэсов и для роботов они означали прямо противоположные вещи? Ловко придумано!
— Напомню, что понятия «служение» и «молитва» раскрываются в Откровениях Пророка, и могут быть пересмотрены через обнаружение новых толкований в Особой Памяти, — сообщил Юрик.
Калашников махнул рукой:
— Это уже лишнее. Насколько я знаю Особую Память, все необходимые толкования там уже появились.
— В таком случае, задача решена? — спросил искинт. — Я могу переходить к следующей?
— Да, — кивнул Калашников. — Большое спасибо за помощь. А насчет целесообразности вашего участия в Техноцеркви я поговорю с Майером. Кажется мне…
— Не стоит, — покачал лицом искинт. — Дело в том, что мы и так в каком-то смысле являемся прихожанами Техноцеркви. Только называется она по-другому.
С этими словами оба искинта растаяли в воздухе.
Калашников поднялся на ноги и прошелся по кабинету. Облака за окном полностью почернели, в синем небе замерцали первые звезды. До рассвета оставалось еще девять земных часов.
Восемнадцать галчей, машинально уточнил Калашников. Иными словами, чертова уйма времени. Завалиться спать? Или слетать на бреющем на закат?
— Срочный вызов, — сообщила Сеть как бы между прочим.
До рассвета оставалось еще девять земных часов.
Восемнадцать галчей, машинально уточнил Калашников. Иными словами, чертова уйма времени. Завалиться спать? Или слетать на бреющем на закат?
— Срочный вызов, — сообщила Сеть как бы между прочим. — Распределенный канал.
— Сто сорок второй? — удивился Калашников. — Опять?!
— Сто сорок второй, — подтвердила Сеть. — Установить контакт?
Калашников кивнул и скрестил руки на груди. Не слишком ли часто сто сорок второй стал просить о помощи? С другой стороны, он мою просьбу уже выполнил, а я…
— Шестьсот двадцать третий? — спросил лишенный интонаций голос.
— Он самый, — ответил Калашников. — Чем могу быть полезен?
— Я выполнил твою просьбу, — сообщил спонк. — Теперь я хочу знать, доволен ли ты результатом.
— Ну, в общем, да, — пробормотал Калашников. — Хотя, если честно…
— Я так и думал, — перебил его спонк. — Ты еще слишком молод, чтобы точно формулировать свои просьбы. Тебе нужно учиться, шестьсот двадцать третий.
— Это точно, — кивнул Калашников. — А как? У тебя есть соответствующий курс?
— Ты знаешь наш язык, — сказал спонк. — Все, что от тебя требуется — привыкнуть им пользоваться.
Язык, подумал Калашников. Нет, наверное правильнее будет перевести — знаешь нашу философию? Или даже — наш способ мышления?
— Легко сказать, — пожал плечами Калашников. — У меня как бы и собственный язык имеется…
— У каждого из нас есть свой язык, — возразил спонк. — Речь идет о том, что нас объединяет. Просьбы должны быть сформулированы безупречно. Ты хотел договора со Фтальхом, и ты его получил. А теперь скажи — хотел ли ты договора со Фтальхом?
Калашников плотно сжал губы и опустил глаза. Чертов язык, подумал он. Понятие «договор» в нем одновременно означало и «отношение», и «зависимость». Последний вопрос спонка можно было перевести и как «хотел ли ты попасть на удочку Фтальху».
— В следующий раз, — пообещал Калашников, — я буду думать, как повелитель пустоты.
— Нет, — возразил спонк. — Ты будешь думать сейчас. Потому что ты еще не выполнил мою просьбу, и мне совсем не безразлично, как ты ее выполнишь.
— Хорошо, — покорно согласился Калашников. — Если я правильно понял, ты просил узнать, что происходит на планете Гамарг, а также в ее окрестностях.
— Повтори это несколько раз, — приказал спонк. — Не говори языком, думай им!
«Я хочу знать — что такое желтое небо», — вспомнил Калашников. — «Узнай, что там происходит».
На пустотном эти слова действительно звучали иначе, чем на русском. «Желтое небо» оказалось собирательным названием всего непонятного, что как-то было связано с Центральной Дырой, а «там» в данном контексте совершенно недвусмысленно означало Ядерную Федерацию. Калашников цокнул языком и поднял руки над головой.
— Сдаюсь! — сказал он.
— Сдаюсь! — сказал он. — Оказывается, я действительно знаю язык. Вот только говорить на нем пока не привык…
— Так о чем же была моя просьба? — перебил его спонк.
— Узнать, что там такое случилось, в результате чего появилось желтое небо , — ответил Калашников на пустотном.
— А теперь, — сказал спонк, — повтори свою просьбу так, как она должна была прозвучать.
Калашников принялся перебирать слова — Фтальх, роботы, гражданство, договор, экспансия, джихад… Какой джихад? При чем здесь джихад?!
— Мне нужно гражданство для роботов, — произнес Калашников, — но я не знаю, что предложить Фтальху взамен.
— Теперь я вижу, что ты действительно говоришь на пустотном, — сказал спонк. — Ты понял, какой простой была твоя настоящая просьба?
— Еще нет, — признался Калашников. — Кстати сказать, я все еще не прочь узнать, что же такое ты предложил Фтальху в обмен на проникающее гражданство!