— Ага, — Калашников поднял свою рюмку. — За нашу победу!
— Погоди, — остановил его Макаров. — А ты хорошо помнишь, что она должна была с человеком делать?
— Да как раз человека из него и делать, — усмехнулся Калашников. — Физиологические изменения, обратные алкоголизму, коррекция высших мотивационных структур, канализация отрицательных эмоций… Ты главное пей, а там посмотрим.
— А вдруг это не та нановодка? — задал Макаров вполне резонный вопрос. — Мы-то с тобой ее в две тысячи первом придумали, а здесь — две тысячи тридцать второй!
— Та, не та, — махнул рукой Калашников, — проверить-то все равно надо! Думаешь, он нам просто так ее прислал?
— Да нет, — согласился Макаров. — Наверное, чтобы выпили.
— Ну вот, — заключил Калашников, — значит, за нашу победу!
— За нашу победу! — эхом отозвался Макаров и опрокинул в себя рюмку с нановодкой неизвестного назначения. Крякнул, поставил рюмку и тут же потянулся за селедкой.
— А на вкус, — поморщившись, сообщил Калашников, — бодяга бодягой. Ну, теперь с тебя дневник ощущений. Будем выяснять, какие в ней нанороботы плавали.
Макаров прожевал кусок селедки и склонил голову набок.
Макаров прожевал кусок селедки и склонил голову набок.
— Водка как водка, — сообщил он. — Пил я и похуже.
— Это так специально задумано, — предположил Калашников. — Чтобы много не пили.
— Кстати, — вспомнил Макаров. — А как же наши собственные нанороботы?
— Какие еще нанороботы? — удивился Калашников.
— Ну, исм этот, из которого мы сделаны, — пояснил Макаров. — Они там между собой не передерутся?
— А, исм, — усмехнулся Калашников. — Нет, не передерутся. Исм, он на атомарном уровне работает. А эти, — Калашников презрительно ткнул пальцем в бутылку, — только на органический синтез и способны. По крайней мере, по задумке две тысячи первого года.
Он аккуратно закрыл бутылку пробкой и опустил ее под стол. Ковер тихонько чмокнул, перемещая бутылку в хранилище. Макаров задумчиво съел еще одну картофелину и сказал:
— Пока никаких ощущений. Может, выдохлась?
— Подожди, — успокоил его Калашников. — По идее, она не сразу должна действовать. Алкоголизм, он тоже не с первой рюмки начинается.
— Подожду, — пообещал Макаров. — А что у тебя еще новенького?
— Да больше ничего интересного, — развел руками Калашников. — Все джихад да джихад.
Глава 8.
Безмозглые черепа
Бывают в жизни случаи, выпутаться из которых поможет только глупость.
Ф. Ларошфуко
1.
Павел Макаров выложил на стол бумажный блокнот и, повертев в руках карандаш, аккуратно вывел:
«24-2-627, 24:00. Все как обычно, никаких ощущений».
Потом, подумав пару секунд, вставил после «никаких» слово «необычных».
— Ну вот, — сказал Макаров, закрывая блокнот. — Стоило нановодку переводить…
Он откинулся на спинку стула и попытался еще раз вспомнить, как именно Калашников представлял себе эту нановодку. Человечество, говорил Калашников, погрязло в эгоизме. Вырвавшись из жестких рамок традиционного общества, человек обнаружил вокруг себя бесчисленное множество удовольствий, за которые, как ему казалось, стоило заплатить любую цену. Однако на деле ценой оказалась сама человеческая сущность. В мире, где все продается и все покупается, человек оказался бесконечно одинок. Он потерял возможность объединяться с другими людьми — объединяться на всю жизнь, как это было в традиционных племенах, общинах, семьях, — ведь у этих других совсем другие удовольствия, другие источники доходов. Человек утратил способность жить ради других — ведь эти другие и так имеют все, что только смогут пожелать. В результате современный человек испытывает постоянную тоску по своей утраченной сущности — но никак не может понять, чего же ему не хватает. Все психоаналитики мира, все группы встреч, все клубы по интересам не могут заменить человеку самого главного: чувства, что ты свой среди своих. Человек уже не способен ощутить себя частью какой-то группы — их слишком много вокруг, времена замкнутых церковных общин в маленьких городках ушли в далекое прошлое, — но точно так же человек не способен осознать себя частью всего человечества. Из этой ситуации нет выхода: современный человек не способен испытывать личные чувства ко всем шести миллиардам себе подобных.
Сегодня, говорил Калашников в 2001 году, это бесконечное одиночество еще не осознается как главная проблема человечества. Но социальные последствия такого одиночества — алкоголизм, наркомания, трудоголизм, синдром хронической усталости, коррупция, деградация морали, беспричинная преступность, остановка научно-технического прогресса, застой в экономике и рост агрессивности в политике, — все эти последствия уже проявились в полный рост. А ведь это только начало; что же будет дальше?
Ну и где выход, поинтересовался тогда Макаров. Зазомбировать всех, что ли, чтобы чувствовали себя заодно с человечеством?
Зазомбировать не зазомбировать, ответил на это Калашников, а вот в организме человеческом надо кое-что подправить. Я вот, скажем, почему периодически в пьянство срываюсь? Потому как поработаешь с охотцей недельки три, и все — праздника хочется, удовольствия получать. Причем ведь и работа, и интеллектуальные беседы под чай — тоже удовольствие; ан нет, подавай водку и баб, а еще лучше пьяные приключения. Потом трижды жалеешь, что во все это втянулся — а все равно опять повторяешь. Почему так происходит? А потому, что сформировался уже организм-то, обучена мозговая нейронная сеть! Чтобы ее переобучить, десять лет аскезы требуется, а кто на такое пойдет? Так что будь ты хоть семидесяти семи пядей во лбу, а сволочная сущность твоя, с детства воспитанная, все равно свое возьмет, все равно на благо человечества работать не даст. Придумать бы такую водку, которая бы всю эту мерзость из души вытряхала…