— Пока ты в письменном виде не объяснишь свое поведение… Вот уже и добытчик Гугуница вынужден…
— Он здесь? — вскинулась девушка.
— Сидеть! — рявкнул Кавардан. — И писать!
— А я не знаю, что, — капризно протянула она.
— Пиши правду, — посоветовал Кавардан деланно-отеческим тоном. Он снял каску, открыв редкие седые волосы, и уселся на лавку.
— Отдыхайте, добытчики, — пригласил он. — Садитесь.
Гости уселись в ряд, по-прежнему молча. Затем граф Мирко вытащил из-за пояса свою посольскую грамоту и протянул ее Кавардану. Тот с интересом рассмотрел печати, потрогал пальцем узор по краю листа, взглянул на подпись. Задумался.
— Следовательно, вы из Захудалого, стало быть, графства — представители. Да… Что же мне с вами делать?
Он невесело замолчал, постукивая по столу пальцами.
Девушка, положив голову щекой на листок бумаги, смотрела на приезжих во все глаза. У нее были круглые румяные щеки, пыльные брови и волосы, заплетенные в короткие косы, круглые глаза. Марион решила ей улыбнуться. Девушка-колобашка в ответ прыснула и выскочила вон. Добытчик Кавардан не обратил на это внимания. Он озабоченно надувал и сдувал щеки, то бросая взгляды на посольскую грамоту, то устремлясь беспокойными глазами куда-то в темноту.
— Его сиятельство граф Драгомир просит вашего содействия, — негромко проговорил Штранден.
Добытчик Кавардан слегка вздрогнул.
— В том, чтобы нам беспрепятственно пройти подземными путями до бывшей столицы Ольгерда, — добавил Зимородок.
— Сиятельство-то сиятельство, — молвил наконец Кавардан хмуро и как-то нетерпеливо, как будто тревожило его сейчас совершенно не это.
— Много он знает, его сиятельство верзильное!.. Что вы вообще у себя, на верхотуре, знаете?
Граф Мирко побелел, как невеста во гробе. Бешеные глаза молодого горца сделались как будто приклеенные к лицу. Обласканные, выхоленные кинжалы сами собою прыгнули в жаркие ладони. Но прежде чем сын Драгомира успел хотя бы вымолвить слово, как Марион подскочила к нему, обхватила обеими руками и приложилась к гневному рту и жестким усам отчаянным поцелуем. Мирко ошеломленно моргал, силясь не упасть под напором находчивой девицы. Мэгг Морриган тихонько засмеялась. А Кавардан, раздираемый самыми противоречивыми соображениями, молчал.
Наконец он махнул рукой.
— Вот вы говорите — «Огнедум», — начал он, — а известно ли вам, к примеру, что с Огнедумом у нас давние добрососедские отношения?
— Как? — пискнула Марион, отцепляясь от Мирко.
Юный Драгомир, из бледного став красным, украдкой обтер лицо и пробормотал: «Предатели…»
— А что тут удивительного? — продолжал Кавардан и еще раз скорбно поглядел на грамоту. — Наше основное производство, как вы уже имели случай заметить, — горнодобывающее. На протяжении нескольких десятков лет Огнедум является нашим постоянным торговым партнером. Его потребности в драгоценных камнях даже выше, чем у покойного короля Ольгерда… — Он поднял руку, заранее предупреждая возможные возражения. — Если вы проникнете в столицу королевства, дабы «положить предел беззаконному правлению Огнедума» («Так он все-таки прочел грамоту!» — подумал Зимородок с неприязнью), то в Королевстве начнется война. Кому тогда будут нужны сапфиры? Что я буду делать с уже заказанной партией? Спущу в отвалы? Или ее скупят голозадые верзилы из Захудалого графства? Вы мне можете это гарантировать?
Мирко вспыхнул, дернулся было, но затем покосился на Марион и остался безмолвен и недвижим.
— Война в Королевстве приведет к полному развалу нашей экономики, — заключил Кавардан и хлопнул ладонями по столу. — Скоро обед у второй смены. Поешьте как следует, добытчики, а я должен идти. Прошу пока что извинить. После обеда ответственные и компетентные добытчики познакомят вас с коллективом и организацией трудового процесса. Прошу располагаться.
И он как-то странно, боком, выбрался из бытовки.
Мэгг Морриган тотчас направилась к ящику, где, как она и предполагала, была свалена горой плохо помытая жестяная посуда. Лесная маркитантка выгребла тарелки и кружки, расставила их на столе. Извлекла из своего короба еще пару бутылей с сидром и сверток с пирожками.
Остальные сидели молча, впав в оцепенение. Пана Борживоя клонило в сон. Душа сливицкого властителя охотно вмещала крупные события, поскольку те происходили нечасто и по одному за раз; но совершенно отказывалась принимать мелкие, которые так и сыпались — точно горох из худого мешка.
Зимородок мрачно перебирал в мыслях те головокружительные и ногопереломательные маршруты по горам, которые обсуждались на совете у графа, но были отвергнуты.
И тут вернулась девушка-колобашка, а с нею — бригадир Гугуница.
— А, вы здесь! — произнес он, завидев гостей, словно не рассчитывал увидеться с ними снова. И кивнул девушке: — Давай, Кадаушка, расскажи им. Вроде, они в ту сторону направляются. — Он неопределенно мотнул головой. — Так, может, они и разберутся…
— А писать я ничего не буду, — быстро сказала Кадаушка.
— Так, может, они и разберутся…
— А писать я ничего не буду, — быстро сказала Кадаушка. — Я ничего не нарушала.
— Да он вообще! — в сердцах молвил Гугуница. — Знает ведь, в каком мы положении, — нет, надо было затеять разбирательство… Сколько времени потеряли!