За синей рекой

— Один, — спокойно сказал брат Дубрава и пристально поглядел на незнакомца.

Тот даже взвизгнул:

— Один?! Без своры недоумков? Так-таки и один?

И неожиданно пустился перед братом Дубравой в пляс, немелодично-ухарски выкрикивая:

Хорошо тому живется,

У кого одна нога!

Сапогов немного надо,

И порточина одна!

— Ну, а куда они все-таки подевались?

— Не знаю, — сказал брат Дубрава.

Незнакомец поскреб небритый подбородок, поглядел на свои грязные ногти и заявил:

— А ведь ты, брат, и сам не ведаешь, куда идешь. Ты ведь свой город ищешь? — И торжествующе вскрикнул: — Что, угадал? Город? А тебе никто не рассказывал, что нет его, этого города? Не существует!

Брат Дубрава молчал, рассматривая незнакомца. Было в нем что-то странное, что тревожило брата Дубраву. Обычно брат Дубрава видел людей такими, какими они были на самом деле. А этого кривляющегося человека он разглядеть не мог.

Зато незнакомец, похоже, видел брата Дубраву насквозь.

— Что ты ежишься? — крикнул он. — Ну вот что ты ежишься? Эк тебя заколдобило! Гадаешь, небось, кто я такой и откуда все про тебя знаю? Ну так вот: я — это ты! Ты — потерявший своих людей, ты — предавший тех, кто тебе поверил! Ты — так и не нашедший свой город! Ты — старый, опустившийся побирушка, паясничающий заради милостыни! Вот кто я такой! Понял?

— Кто ты такой, я понял, — спокойно ответил Дубрава. — Одно мне непонятно: при чем здесь я?

Он наклонился, чтобы лучше рассмотреть какой-то предмет, лежащий на тропинке. Брат Дубрава мог поклясться, что прежде этого предмета здесь не было. Это оказалось тонкая шелковая веревка. Оба ее конца терялись в тумане. Брат Дубрава схватил ее обеими руками и сильно дернул.

Он и сам не знал, почему так поступил. Но в тот самый миг, когда веревка оказалась у него в руках, его наполнила огромная пьянящая радость.

И тут туман рухнул, как сорванная с окна штора. Неприятный незнакомец внезапно зашатался, сделался плоским и совершенно неживым, как вырезанная из бумаги фигурка. Затем он нелепо вскинул картонные руки и повалился на землю.

Брат Дубрава выпрямился и огляделся по сторонам. Все его спутники были здесь, целые и невредимые.

Безумный хоровод Мэгг Морриган превратился в нитку бус, которую лесная маркитантка без труда разорвала. Меткие стрелки Джон Осенняя Грива, Ганс Прищуренный Глаз, Фома Хрюкающий и Коляба Кривой Палец вдруг превратились в мишени, а герольды и служители, на глазах утрачивающие объем и тоже становящиеся плоскими, потащили их прочь в архивы для потомства. Многострадальный Страхинь пал на собственный щит и после ослепительной вспышки исчез. Сияющие гусли превратились в гнилушку и рассыпались под пальцами Гловача. Многообразные страхолюдные девочки быстро уменьшились в размерах и, пища на ходу тоненькими голосками, скрылись в траве.

Густав Эдельштейн внезапно изменился в лице и с непонятным визгом распахнул на себе профессорскую мантию. Под мантией он оказался женщиной.

Сам Эдельштейн был потрясен не менее своего оппонента.

— Клянусь Наукой, я не знал! — вскричал, рыдая, почтенный профессор, после чего, сбросив мантию и шапочку, пустился наутек.

Некоторое время Штранден задумчиво смотрел, как голая женщина прыгает с кочки на кочку; затем все исчезло.

Девица Зиглинда стремительно покрылась трупными пятнами, возложила себе на грудь мертвого ребенка и повалилась на землю. Поверх нее моментально вырос мох.

И вот, когда наваждение окончательно рассеялось, все увидели Вольфрама Какама Канделу. Бывший судебный исполнитель с видом полного достоинства и самообладания вышагивал кругами вокруг трухлявого пня.

— А, вот вы где! — воскликнул он с недовольным видом. — А я вас тут разыскиваю. Куда это вы все подевались?

— Вы только послушайте его! Мы подевались! — возмутился Гловач. — Он-то сам никуда не подевался, о чем лично я бесконечно сожалею!

— Ой, что со мной было!.. — начала Марион.

Мэгг Морриган сидела на земле, закрыв глаза.

— Не могу встать, — пожаловалась она. — Все так и кружится…

— У меня как будто полная голова мусора, — сказал Штранден.

— А у меня все штаны в мусоре! — заметил Гловач.

— Я сегодня больше никуда не пойду, — объявила девица Гиацинта. — У меня ноги исколоты в кровь. К тому же я переволновалась. Не всякому выпадет пережить такое…

— Я бы перекусил, — сообщил пан Борживой. — Семьдесят один поединок — это вам не штука!

— А мы никуда и не торопимся, — сказал брат Дубрава. — Вон там, вроде бы, местечко посуше. Разложим костер, отдохнем, а завтра в путь.

— И пусть каждый расскажет свою историю, — азартно добавила Марион.

Так они и поступили. Набрали хвороста, притащили сухое дерево, чтобы удобнее было сидеть, согрели чай и принялись делиться пережитым. Когда дошла очередь до Вольфрама Канделы, он раздраженно поморщился:

— Слушаешь вас, и уши вянут. Между прочим, с порядочными людьми таких неприличных глупостей не происходит.

— Это потому, что вся твоя жизнь — сплошная неприличная глупость, — сказал пан Борживой. — Тут уж, как говорится, не убавить не прибавить.

— Поразительное приключение, — задумчиво изрек философ. — И какое поучительное! Я думаю, все это необходимо будет впоследствии записать и сохранить для потомства.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121