Зимородок благодушествовал с трубочкой, а Зозуля, выдернув из стены ужасный нож, принялся с лихорадочной быстротой рубить на столе какую-то плохоразличимую снедь. Казалось, еще немного — и он накрошит собственные пальцы.
Но ничего подобного не произошло. Зозуля затолкал в горшок мелко нашинкованные листья, всыпал пригоршню сушеных кореньев, залил водой из кувшина, еще раз пошуровал в горшке кулаком и сунул в печь.
Варево оказалось на удивление вкусным. Хозяин и гости хлебали втроем из одного горшка, черпая попеременно деревянными ложками на длинных черенках.
Когда с трапезой было покончено, на столе появился кувшин с подбродившим квасом, и Старина Зозуля обратился к Зимородку с вопросом, который давно вертелся у него на языке.
— Разреши-ка ты мое недоумение, — начал он, облизывая губы, — для чего ты привел сюда эту, с позволения сказать, девчонку? Ни фаршировать ее, ни солить мы, как я понимаю, не будем. На чучело она тоже не пойдет. Старовата. Пан Мышка таких не берет.
— Какая еще Мышка? — возмутилась Марион. — Что значит «старовата»?
Зозуля неприятно поскреб у себя за ухом.
— А сосед мой, пан Мышка. Живет в трех днях пути отсюда, к югу. Великий, доложу вам, чучельник! У него этих потрошеных девчонок полон дом. Каких только нет! Он и платьица им мастерит. Все своими руками. «Через мою, — говорит, — коллекцию прославлюсь». Но старше двенадцати лет не берет. Ни-ни. Говорит, не то.
Марион поперхнулась квасом и закашлялась. Старина Зозуля похлопал ее по спине.
— Да нет, мы совсем по другому делу, — сказал Зимородок.
Зозуля подпер подбородок ладонью и приготовился слушать.
— Видишь ли, у нас тут вышел великий спор, — начал Зимородок. — Вот эта девица, Марион, утверждает, что в здешних краях имеется какая-то неизвестная мне дорога и что Прямоезжий Шляхт не обрывается за «Придорожным Китом», но пролегает дальше, через эти леса.
— Чушь, — мгновенно отрезал Зозуля.
— Вот и я говорю. Чушь! — подхватил Зимородок и отхлебнул из кувшина.
Но за этот краткий миг с Зозулей произошла внезапная метаморфоза. Он заметно помрачнел и уставился в оконце тусклым, немигающим взором. Зимородок встревожился:
— Что, ревматизм? В спину опять вступило?
Не меняя позы и стараясь не встречаться с Зимородком глазами, Зозуля медленно проговорил:
— Надеюсь, ты не поставил в заклад свою голову и не обещал на ней жениться в случае чего?
— Нет. — Зимородок пожал плечами. — А что, она может выиграть?
Зозуля находился в явном замешательстве.
— Вот ведь незадача-то, — бормотал он. — Вот не повезло…
Зимородок встряхнул его за плечо.
— Ну, говори же, не тяни из дракона кишку!
— Беда в том, что девчонка-то, пожалуй, и выиграла, — скорбно вымолвил Зозуля.
— Да где же ей быть, этой дороге? — вскипел Зимородок. — Что это за дорога такая, которой я никогда в жизни не видел?
— Была здесь дорога. Двести лет назад, — твердо сказал Зозуля. — Самолично по ней и хаживал, и езживал. С тех пор, правда, все тут, как говорится, заколодело-задубравело, но когда-то… да, была… была дорога.
Повисла зловещая тишина.
Марион стало страшновато. Зимородок, вне себя от досады, не знал, куда деваться.
Зимородок, вне себя от досады, не знал, куда деваться. Что касается Старины Зозули, то он погрузился в какие-то давние воспоминания.
Наконец хозяин прервал молчание:
— А теперь неплохо бы выяснить, откуда девица Марион знает про эту дорогу? Для чучела она, конечно, старовата, но не настолько, чтобы помнить вещи, о которых забыли еще двести лет назад.
— Ну, — сказала Марион, — мне об этом рассказали. Поведали.
— Кто? — в один голос спросили Зимородок и Зозуля.
— Один старый друг, — нехотя ответила Марион. И поскольку ее собеседники продолжали молчать, явно ожидая дальнейших объяснений, добавила: — Его имя Людвиг-Готфрид-Максимилиан фон Айзенвинтер унд Фимбульветтер.
— Ба! — неожиданно вскричал Зозуля. — Что же ты раньше молчала! Благородный Людвиг — твой друг! Ах, какой перепелятник! А на уток как ходил! Бог войны! Ты бывала с ним на охоте?
Зимородок перекинул через скамью длинные ноги, отошел к печке, уселся там на полу и закурил трубочку, всем своим видом показывая, что этот разговор его никак не занимает.
Старина Зозуля страшно возбудился. Он хлопал Марион по спине, дважды пускался в бессвязные рассуждения о достоинствах своего табака, предлагал свои услуги в качестве загонщика и, обняв девушку за плечи, убедительно ворковал: «А что насчет ревматизма — то это все пустяки. Так и передай благородному Людвигу. Мол, жив Зозуля, жив-здоров и всегда готов услужить. Так и передай!»
Марион не знала, что и сказать, и только хлопала глазами.
В этот самый момент кошель, висевший у девушки на поясе, задергался и запрыгал, и хрипловатый басок придушенно воззвал:
— Ваше высочество! Ваше высочество! Умоляю, выпустите меня отсюда! Я слышу голос Старины Зозули! О, Зозуля, давний друг, ты ли это?
— Я, — всхлипнул Зозуля, — я…
Марион поспешно дернула тесемки, и из кошеля неуклюже вывалился на стол сшитый из лоскутков игрушечный зверек. Левый глаз-пуговица болтался на одной нитке, и из него капали обильные слезы.
Зозуля схватил зверька обеими руками, поднес к самому носу и встряхнул.