Некоторое время они шли вперед, не разговаривая, и старались переносить непрерывную музыку стоически. Наконец Штранден произнес:
— Нет, это невозможно! Надо что-то придумать, иначе мы все сойдем с ума.
— Предлагаю выжечь! — тотчас сказал Кандела.
— Выжечь? — с ехидцей перестросил Зимородок. — А как вы себе это представляете, малоуважаемый?
— Проще не бывает, — ответствовал Кандела. — Поджигаешь, и оно горит. Радикальное решение всегда простое! Нужно пустить огонь вперед себя, чтобы он прогрыз, так сказать, просеку.
— Не получится, — огорчил его Зимородок. — Во-первых, трава сырая.
— А мы постараемся, — стоял на своем Кандела. — Человек сильнее травы.
— А во-вторых, — продолжал Зимородок, — если траву поджечь, она будет выгорать кругами, а не «просекой».
— Почему?
— Таково таинственное свойство травы, растущей на лугу, — объяснил Зимородок.
— Факт кругового выгорания травы, — ученым тоном молвил Штранден, — определенным образом связан с обыкновением собак кружиться на месте перед тем, как улечься. Собака таким образом приминает траву, реальную или воображаемую. И это круговое движение сообщилось траве как таковой.
— Мудрено выражаетесь, господин философ, — сказал пан Борживой. — Вот послушайте, я вас научу. Траву, братцы мои, косят. Попросту говоря, вырезают. Чирк-чирк! — И он расхохотался.
— Так что же, мы все это время, получается, зазря терпели? — плаксиво вскричал Гловач. — Вы все это время знали!..
— Ну, знал, — пробурчал пан Борживой. — Только мне это как-то не приходило в голову.
Он обнажил саблю, захватил в горсть пучок травы и попытался перерубить ее. Послышался чудовищный скрежет — как будто тупым ножом водили по натянутым струнам.
Срезать пучок травы Борживою, конечно, удалось, но от звука, получившегося при этом, у Зимородка разболелись зубы, у Гиацинты — голова, у Штрандена кости, у Марион — уши, у Мэгг Морриган — ноги, у самого Борживоя что-то перекрутилось в животе, у брата Дубравы защемило в груди, у Гловача замозжило везде, а Канделой никто не заинтересовался.
— Нет, пусть уж лучше «Венок из белых лилий», — сказал Гловач горестно.
Стиснув зубы, они претерпели еще сорок два куплета.
— Остановимся, — предложил брат Дубрава. — Передохнем хоть немного.
Путники замерли на месте, и тотчас воцарилась тишина. Но насладиться ею не получалось. Злополучный «Венок» продолжал звучать в ушах. Каждый стоял, прислушиваясь к собственным ощущениям. Потом брат Дубрава сказал:
— А что, если передвигаться большими прыжками? Может, нам удастся перескакивать хотя бы через строчку?
— Я вам не жаба какая-нибудь, — обиделся пан Борживой.
— Жабам хорошо, — мечтательно произнес Гловач. — У них нет музыкального слуха.
— Мы быстро устанем, — предупредил Зимородок.
— Мне доводилось читать о людях, которые рождаются только с одной ногой, — заметил Штранден. — Они только так и передвигаются — прыжками. И ничуть при этом не утомляются.
— Хорошо тому живется… — пробормотал брат Дубрава еше слышно. — У кого одна нога…
— Ну что, попробуем? — сказал Зимородок.
— Начали!
Прыжки ни к чему не привели, кроме того, что все очень быстро выбились из сил. Первым, задыхаясь, повалился в траву пан Борживой. Злокозненная трава отозвалась на его падение мощным аккордом.
— Ничего не получается, — удрученно молвил Зимородок. — Давайте пойдем след в след.
До ночи они перепробовали не менее восьми способов обмануть певучий луг, но ни один не дал желаемого результата. Спать легли обессиленные, спали плохо. Стоило кому-нибудь повернуться во сне, как тотчас ужасная какофония будила остальных. К утру все были окончательно вымотаны.
Марион, отойдя в сторонку, тихонько совещалась с Людвигом.
— Понятия не имею, что это за трава, — заявил Людвиг. — В мое время этакой пакости тут не водилось.
— Ты считаешь, это как-то связано с Огнедумом? — шептала Марион.
— Любая гнусность в этих краях без Огнедума не обошлась, — сказал Людвиг. — Это мое глубочайшее убеждение.
— Что же нам делать?
— Рассуждайте логически, ваше высочество. Мы находимся на лугу. Луг — это трава. Чего боится трава?
— По-твоему, она может чего-нибудь бояться? — удивилась Марион.
Людвиг машинально пропел:
…Сплетен лилейною рукой,
Он был подарен мне тобой,
Венок,
Венок,
Венок из белых…
— Я сверну тебе шею, — зашипела Марион.
— Кх… кх… Простите, ваше высочество. Так на чем я остановился?
— На том, что трава — это луг, а луг — это трава, — напомнила Марион.
— Если трава может петь, то она, вероятно, может и еще что-нибудь.
— Что, например?
— Молчать.
— Хорошо бы…
— Или бояться, — продолжал Людвиг. — Почему бы вам не попробовать хорошенько запугать ее?
— Запугать? Но чем?
— Думайте, ваше высочество, думайте…
— Марион, где ты? — позвала Мэгг Морриган. — Мы выходим!
Марион присоединилась к остальным. И снова потянулись бесконечные «Венки». Зимородок пробовал свистеть. Над лугом раздавались голоса самых разных птиц. Зимородок мастерски передавал их трели. Но на траву это не производило ни малейшего впечатления.
— Хватит разливаться соловьем, — сказал разочарованный пан Борживой. — Ее, проклятущую, и вороной не проймешь. — Он хрипло каркнул пару раз, после чего плюнул себе под ноги. Трава ответила звонкой нотой: «Тр-рень!»