Здание музея находилось неподалеку от Университета и, собственно, считалось частью его. Гугуница тронул тяжелую дверь, и посетителей окутали мрак и прохлада помещения, где смутно угадывалось что-то громоздкое. Впереди расплывалось пятно тусклого света.
— Он там. Работает в кабинете, — сказал Гугуница и позвал, повысив голос: — Добытчик Лучка!
Впереди что-то, полускрытое дверкой, зашевелилось, прошуршало бумагами, осторожно стукнуло чем-то тяжелым. Слышно было, как встают и легкими шагами направляются навстречу звучащему голосу.
— Это вы, бригадир Гугуница? — послышалось совсем близко.
Вспыхнул свет газовой лампы, и темнота сразу отступила. На полках, длинными рядами выстроенных вдоль стен, лежали камни. Здесь были тончайшие каменные кружева и причудливые каменные розы, с мясистыми лепестками и с полупрозрачными, молочно-белые и розоватые, осыпанные золотой пудрой или усеянные забавными, похожими на зеленый горошек, шариками. Все эти дива хранились в музее у Лучки, и о каждом он мог рассказать целую повесть: и историю их возникновения в таинственной темноте, и о том, какие драгоценные камни оказались найденными неподалеку.
Впрочем, для Лучки не существовало такого понятия — «драгоценный камень». Для него все камни в равной степени были драгоценными, а огранку сапфиров или изумрудов он считал настоящим варварством.
На одной стене висел большой план горных разработок. Зимородок так и прирос к карте.
— Напрасно утруждаетесь, добытчик, — сказал ему Лучка. — Большинство этих шахт давно завалено или затоплено.
— Для чего же вы держите эту карту? — удивился Зимородок.
— Начальство повесило для наглядности, а снять — руки не доходят, — объяснил Лучка. — Мне-то карта вообще не нужна — я все переходы на память знаю.
— У меня вопрос, — подал голос молодой граф Мирко.
— Прошу.
— Ваш подземный город прорыт под горами, — начал Мирко. — А что наверху?
— В каком, простите, смысле? — вежливо переспросил Лучка. — Наверху находится верхотура.
— В том смысле, что наверху — Захудалое графство, а дани от вас что-то мы не видели, — выпалил Мирко.
— Вопрос об автономности подземных недр обычно ставится в зависимости от легко- или труднодоступности этих недр, — сказал Лучка. — Хотя в определенной степени эта труднодоступность может быть спровоцирована самими обитателями недр. Проблема до сих пор не нашла полноценного юридического оформления.
— Во чешет! — восхищался Гугуница, глядя на Лучку во все глаза.
Мирко спросил прямо:
— То есть, вы нарочно зарылись поглубже, чтоб дани не платить?
Лучка неожиданно засмеялся и сказал:
— Да.
— Надо же, как тут все красиво! — сказала Марион, разглядывая полки с образцами. — Нет, правда. Я никогда раньше не думала, что камни бывают такие… удивительные. Я думала — ну там, в колечке, а прочие — просто булыжники, как на улице. А это… — Она вздохнула. — Прямо плакать хочется.
— Красота всегда печальна, — молвила Гиацинта и вперила взгляд в небольшой блестящий кристалл золотистого цвета.
— Согласно моим разработкам теории счастья, — проговорил Штранден, — красота является необходимым элементом полноценного наслаждения жизнью. Обычно она вызывает чувство более глубокое, нежели печаль.
— «Обычно»! — фыркнул Людвиг. — Разве к красоте применимо слово «обычно»?
Гиацинта чуть откинула назад голову и легонько улыбнулась куда-то в пространство.
— Абсолютно верно, — подтвердил Лучка, поворачиваясь к Людвигу. — Обычно красота совершенно необычна. Например, не бывает двух одинаковых образцов даже одного и того же минерала. Каждый раз спускаясь в шахту, я готов встретиться с чудом. И чудо никогда не обманывает. В музее хранятся, скорее, воспоминания о том, что же на самом деле я увидел.
Бригадир Гугуница решил, что разговоров довольно и пора переходить к делу. К тому же, его глодало беспокойство. Не следует бригадиру отсутствовать так долго. В коллективе зародится нехорошее мнение, что он попросту отлынивает от работы.
— Наши уважаемые гости, с полного согласия и одобрения руководства, — сказал Гугуница, — желали бы проследовать обратно на верхотуру. Пожалуйста, сопроводите их до выхода, добытчик Лучка. Во избежание неприятностей.
— Чьих? — прищурившись, спросил Лучка. Гугуница не расслышал вопроса — он пожал руку хранителю музея и заспешил прочь.
— Какой он милый и заботливый, — сказала Марион.
Лучка глянул на нее — холодновато, словно бы прицеливался изучить как-нибудь на досуге. Он на всех так смотрел. Потом произнес:
— Стало быть, наверх?
— Мне кажется, это вполне естественно, — заметил Зимородок.
Он на всех так смотрел. Потом произнес:
— Стало быть, наверх?
— Мне кажется, это вполне естественно, — заметил Зимородок. — Мы же верхотурние, как у вас выражаются.
— Верхотура верхотуре очень большая рознь, — сказал Лучка и подошел к карте. — Вот здесь, за затопленными шахтами, есть новый проход, на карте он не обозначен… — Он провел пальцем, показывая, где. — А есть, — палец переместился на противоположный край карты, — старый выход. Его называли Торговый Выползень — это потому, что он очень узкий. Его не расширяли, боялись обвалов. Только укрепляли балками. Он как раз выходит на Захудалое графство. Молодой человек не ошибся, раньше мы часто имели дело с Драгомирами. Они уважали нашу независимость, но мы нередко подносили им подарки. Впоследствии там началась затяжная война, а оружием мы не торгуем.