Вдруг Марион остановилась и ойкнула.
— Не останавливаться! — сердито закричал Зимородок. — Вперед, вперед! Что ты там увидела?
— Там рыба! — сказала Марион.
— Удивительная дура! — проскрежетал судебный исполнитель. — Иди, иди, из-за тебя нас всех засосет в трясину.
Слышно было, как сзади топчется, с чавканьем выдергивая ноги, пан Борживой.
— А вправду — рыба! — закричал Гловач.
Марион надула губы:
— Я вам, кстати, не дура.
Из зеркального «окна» действительно высовывалась рыба с крупной перламутровой чешуей и огромными выпученными глазами. Она плотно прижимала жабры и довольно высоко держала толстые розовые губы восьмеркой. Рыба не двигалась.
— Она наверное дохлая, — брезгливо сказала девица Гиацинта.
— Ничего не дохлая! — возмутилась Марион.
— Я видела, как она высунулась.
— Вкусная, должно быть, — предположил Гловач.
— Не нужно ее трогать, — сказал брат Дубрава. — Я думаю, это Густа.
— Какая еще Густа?!. — воззвал пан Борживой. — Погружаюсь…
— Густа — болотная рыба, — доброжелательно объяснил Дубрава. — Мне о таких рассказывали.
— Неужели она обитает в болоте? — заинтересовался философ. — Весьма нехарактерная для рыбы среда обитания… Впрочем, зачастую именно нетипичная среда является одним из парадоксальных условий для счастья индивидуума…
— Чушь, чушь! — фыркал чиновник. — Какая там рыба? Что в болоте может делать рыба?
— Она тут… высовывается. Что ей еще остается? — объяснил брат Дубрава.
— Ловить, значит, не будем? — разочарованно протянул Гловач.
— Пусть высовывается и дальше, — сказал Зимородок. — Идемте, лучше не задерживаться.
Густа вдруг отчетливо произнесла: «Ох!» и скрылась в трясине.
— То Густа, то пусто! — изрек Гловач.
И снова бесконечная утомительная дорога… Зимородок уже начал беспокоиться: а что как не выйдут на сухое место к ночи? Ночь, правда, обещала быть ясной, но до полнолуния оставалось еще дней десять. В темноте по болоту много не нагуляешь. А тут еще Марион подлила масла в огонь, пропищала:
— Зимородок, Зимородок! А скоро болото кончится? Поспать бы… У меня ножки устали…
— Откуда я знаю, когда оно кончится! — огрызнулся Зимородок. — Я сам здесь в первый раз.
— Скоро, — уверенно молвил брат Дубрава.
— А ты откуда знаешь? — обернулся к нему Зимородок.
Дубрава пожал плечами и смущенно улыбнулся.
— Ему брат Болото сообщил! — выкрикнул Кандела и неприятно захохотал.
Никто больше эту шутку смешной не счел. А пан Борживой, бессильно задыхаясь, пообещал:
— Еще одно слово, и отправишься на корм Густам!
Вольфрам Кандела сделал вид, что не слышит.
Удивительнее всего оказалось то, что брат Дубрава не ошибся. Вскоре под ногами перестало хлюпать, мох стал сухим и упругим. Впереди показалась небольшая березовая роща.
— Все! — сказал Зимородок, не скрывая облегчения. — Ночуем здесь.
— Между прочим, некоторые хотели бы продолжать путь! — заявила дочь Кровавого Барона. Заметив, что все на нее смотрят, вспыхнула: — Ничего не поделаешь, так уж устроено в этом мире: одни родились неженками, другие — нет.
— Фу ты, ну ты! — насмешливо протянул пан Борживой. — Вот она, рыцарская косточка! Ну и скачи себе дальше, коза, коли уж так приспичило. Лично я завалюсь здесь на травке и как следует отдохну.
И не сходя с места, он исполнил свое намерение — улегся и помахал в воздухе толстой ногой, подзывая Гловача. Гловач подбежал и принялся усердно тянуть с Борживоя сапоги.
— Осторожнее, осторожнее, — ворчал Борживой. — Ну вот что ты в него вцепился, как в козье вымя? Подметку оторвешь…
— Я сейчас, я аккуратненько, — бормотал Гловач.
— Ну вот что ты в него вцепился, как в козье вымя? Подметку оторвешь…
— Я сейчас, я аккуратненько, — бормотал Гловач. — Сапожки больно деликатные, под пальцами расползаются.
Мэгг Морриган уже собирала хворост. Она была на удивление молчалива и задумчива. Зимородок ее такой еще не видел.
Судебный исполнитель также разулся и со страдальческой гримасой погрузился в созерцание своей мозоли. Брат Дубрава буквально рухнул на землю. Он был очень бледен, и Зимородок вдруг догадался, что тот смертельно устал. Философ Освальд фон Штранден углубился в рощицу. Вскоре одно из сухих деревьев начало сильно раскачиваться, послышался хруст. Наблюдая за этим, пан Борживой молвил, обратившись к Гловачу:
— А философ-то, похоже, за ум взялся.
Гловач угодливо подхихикнул, извлек из своего дорожного мешка лютню и принялся ее настраивать.
Зимородок наблюдал за этими бездельниками на привале и только диву давался: как они еще с голоду не померли?
Тем временем Освальд фон Штранден повалил-таки дерево и принялся обламывать ветки. Мэгг Морриган складывала хворост в вязанку. Оба молчали. Наконец философ сказал:
— Как ловко у вас все получается.
— Что именно? — поинтересовалась Мэгг Морриган, затягивая веревку.
— Все. И с дровами, и вообще. И то, как вы ходите… — Он вдруг покраснел.
Мэгг Морриган хмыкнула и взвалила вязанку себе на спину.
— А вы берите ствол, — сказала она. — Беритесь лучше за тонкий конец, так легче тащить.
Завидев их с дровами, никто из прочих даже не двинулся с места.
Зимородок находился во власти дум касательно завтрашнего дня. Марион куксилась и шепотом жаловалась Людвигу.