— Дозвольте в горы! — попросил Лихобор.
Лютояра кивнула — безмолвно и страстно.
— Я не намерен обсуждать свои приказания с нижними чинами, — холодно молвил Огнедум.
Побратимы вытянулись в струну.
— Вот так-то лучше, — смягчился энвольтатор. — До гауптвахты зайдите в лабораторию. Хочу взять у вас генетический материал на анализ. Прихватите журнал.
— Дозвольте перед тем проследовать в казарму! — деревянно проговорил Лихобор. — Чтобы привести себя в надлежащий вид.
— Мне абсолютно плевать на ваш вид, — сказал Огнедум. — Нечего попусту разбазаривать мое время! В лабораторию, а оттуда — за решетку. Я изучу ваши анализы и решу, как с вами поступить.
Он вышел, нимало не сомневаясь в том, что «факела» в точности исполнят приказ. Хоть в этом он пока что может на них положиться. Анализ генетического материала покажет, как долго продлится это зыбкое и тревожащее «пока».
Скитания наконец-то привели молодого графа Мирко на ту самую площадь, которую он так долго искал. Она как будто не желала, чтобы ее вот так просто взяли и нашли. Она таилась за перекрестками, уворачивалась, направив преследователя по ложному следу, или вдруг пускала улочку вкось, чтобы самой ловко оказаться на новом месте: куда нет прохода.
Она как будто не желала, чтобы ее вот так просто взяли и нашли. Она таилась за перекрестками, уворачивалась, направив преследователя по ложному следу, или вдруг пускала улочку вкось, чтобы самой ловко оказаться на новом месте: куда нет прохода.
И только когда Мирко, утомленный бесполезной погоней, сдался и решил было возвращаться к своим товарищам, под землю, площадь неожиданно сама вышла к нему навстречу. Сперва показалась в створе между домами — словно туфельку и часть атласной ножки выставила невзначай из-под подола. Затем медленно явилась вся: нарядная, печальная, кое-где облезлая — словом, красавица в тюремном заточении.
А сверху над площадью на башенке висели большие круглые часы с выломанными стрелками. Кругом были выщербины и следы грязи. Очевидно, время от времени эти часы служили мишенью для ценителей искусства камне- и гряземетания.
Надо заметить, что чудесное творение Косорукого Кукольника не произвело на Мирко совершенно никакого впечатления. Он не мог заставить себя поверить, что от этой сломанной безделки может что-то зависеть в Королевстве. И вот теперь возникает серьезный вопрос: должен ли он делиться своими соображениями с Зимородком и другими? И вообще, не лучше ли хорошенько разведать, где в городе дислоцированы войска, какова численность боеспособных нежитей, а потом нанести им внезапный удар, когда они меньше всего думают об обороне.
План был соблазнительно хорош, но… остается сам Огнедум. Пределы его возможностей никому не известны. А пока этот неизученный фактор сохраняет свою силу, нечего и думать о прямой атаке.
Но все же как хочется… просто нестерпимо хочется… Например, вот этих нежитей — которые только что выбрались из пивной и, обнявшись, кругами шляются по площади… Хотя бы этих троих… пока у них из носа не потечет жиденькое… просто чтоб перестали реготать…
И тут Мирко наконец понял, что нежити обращаются к нему. Он медленно повернулся в их сторону.
— Да, ты, ты! Эй, тенька! — с хохотом звал один. — Поди сюда, мы… мы глянуть хотим, кто ты есть. Да ты не бо-ойся-а!
Остальные глупо ржали.
Мирко так и подобрался. Во рту появился привкус железа, длинный кинжал сразу ощутился в складках одежды. Трое… нет, четверо — четвертый совсем пьян, правда… Заправила, кажется, не тот, что орет, а тот, что слева от орущего — более трезвый и смеется злее.
Опустив голову и приседая на каждом шагу, Мирко потащился навстречу гомункулусам. Тайное злорадство переполняло его. Он едва не закричал, таким сильным было это чувство. И нарочно оттягивал тот упоительный миг, когда нежити поймут, кого, себе на беду, вздумали задирать.
— …А я ей: «лечь-встать, лечь-встать»… — захлебывался один из «факелов». — Уж как бедная кряхтела, как извивалась. Я чуть не описался, как глядел… А на пятом разе — рассыпалась.
Четвертый гомункулус — тот, что был совершенно пьян — беззвучно засмеялся, тряся головой и жмурясь, а потом икнул и замер.
— Ну ты, тенька! — прикрикнул на Мирко заправила компании. — Шевелись, в самом деле! Еле ползаешь!
Мирко был уже совсем близко. Остановился, держась поближе к заправиле. Обласкал взглядом рыхлое белое горло под двухдневной рыжеватой щетиной. Быстрым движением откинул капюшон и тотчас выбросил вперед руку с кинжалом. Пока один из нежитей еще булькал горлом, Мирко успел пырнуть в живот второго и оттолкнуть пьяно лезущего третьего, который угрожающе мычал и вяло шевелил кулаками.
Последний, весельчак-гомункулус, не переставая улыбаться, закружил вокруг Мирко. Молодой граф неотрывно глядел в желтоватые нечеловеческие глаза врага. Улыбка весельчака делалась все злее, пока не превратилась в оскал. И тут Мирко наконец понял, что гомункулусы безоружны. Что они в увольнении, что они у себя дома — это даже не патруль, а просто подгулявшая компания. Самый пьяный из них беспечно заснул прямо на мостовой. Как упал после удара, так и спит.