Из-под тряпья послышался негромкий высокий голос, который смешливо произнес:
— Некоторые вещи так и норовят потеряться. Знавала я один ухват у себя в доме — верткий был, как ящерица. Вроде бы, точно помнишь, где его оставила, протянешь руку — а его там и нет!
— Такое случается, — согласилась Марион. — Мне ли не знать!
Голос и сам разговор немного успокоили Марион. Мало ли старушек собирает хворост в лесу!
— Ну ладно, — сказала Марион. — Мне пора.
Из кучи тряпья высунулись острый нос и пара прищуренных слезящихся глаз.
— Торопишься? — усмехнулась старуха.
Марион повернулсь к старухе спиной и бросилась догонять своих спутников. Взбежав на пригорок, она мельком оглянулась через плечо и увидела, как незнакомая старуха в развевающихся лохмотьях длинными прыжками несется вслед за ней. При каждом прыжке разлохмаченный подол взвивался почти до колен, открывая костлявые желтоватые ноги и гигантские ступни в стоптанных башмаках. Распущенные седые волосы прыгали по плечам старухи, падали ей на лицо.
У Марион как будто что-то оборвалось в животе, и колени ее подогнулись. Сейчас она горько пожалела о том, что нет с ней Людвига. Людвиг уже второй день путешествовал вместе с Зимородком, указывая дорогу к возможному броду.
Тем временем старуха настигла ее.
Людвиг уже второй день путешествовал вместе с Зимородком, указывая дорогу к возможному броду.
Тем временем старуха настигла ее.
— Что вам нужно? — пролепетала Марион. — Я тороплюсь… Вам помочь, бабушка?..
Старуха ничуть не запыхалась. Она глядела на Марион ласково и слегка улыбалась.
— Среди мух в этом году большой переполох, — тихо произнесла она. — Говорят, одна муха родила мушиного короля, а у него три туловища срослись и летать он не может…
— А что он кушает, бабушка? — зачем-то спросила Марион. От страха она почти ничего не соображала.
Пристально засматривая девушке в глаза, старуха безмолвно и ласково смеялась.
— Я пойду… — шепотом сказала Марион.
— Стоять! — вдруг рявкнула старуха. — Разговор не окончен!
Марион переступила с ноги на ногу и глубоко вздохнула.
— Знаешь ли ты, что у меня самая трудная работа на свете? — осведомилась старуха.
Марион решила не возражать.
— У вас очень усталый вид, бабушка, — послушно сказала она.
Слегка опустив веки, старуха еле слышно произнесла:
— Я создаю настоящих людей из молодых несмышленышей. Я закаляю их сердца. Я учу их видеть и понимать. Через боль, через страх они обретают ясность взгляда и твердость сердца. Кровь смывает любую грязь. Главное — отыскать дорогу. Я жду тебя давно. Ты — одна из избранных.
— Избранных кем? — спросила Марион. От старухиных речей в голове у нее слегка туманилось.
— Все мы избраны, так или иначе. Я — чтобы учить и вести, ты — чтобы учиться и идти…
В тот же миг старуха выхватила откуда-то из-под своих лохмотьев большой дерюжный мешок и ловко набросила его на голову Марион. Девушка еще не вполне поняла, что произошло, а сильные костлявые руки сноровисто впихивали ее в мешок. Еще миг — и Марион, сложенная в несколько раз, задыхающаяся в мешке, взлетела на спину старухи. Спина эта оказалась такой угловатой, словно похитительница была набита кирпичами.
Примерно в то самое время, когда Марион совершала свое плачевное путешествие в мешке, Зимородок остановился и спросил:
— Где Марион?
Ему ответила Мэгг Морриган:
— Она отошла на минуту. Сказала, что нагонит.
— Что-то долго нагоняет, — проворчал Зимородок. — Давайте-ка остановимся да подождем ее.
Прошло еще некоторое время. Марион не появлялась.
— Не нравится мне все это, — сказал Зимородок. — Вы оставайтесь здесь, а я вернусь. Может, встречу ее.
— Да, это не помешало бы, — высказалась Гиацинта. — Марион девица бестолковая, могла и заблудиться.
Зимородок сбросил поклажу и быстрым шагом направился обратно к кострищу. Несколько раз он окликал Марион, но безуспешно. Вся эта история все больше и больше тревожила его.
Людвиг разволновался не меньше. Вися на поясе у Зимородка, он пыхтел, что-то ворчал, ерзал, пытаясь лучше разглядеть окрестности.
— Все плохо, — бормотал Людвиг, — все очень плохо…
— Что ты говоришь? — переспросил Зимородок.
— Запах, говорю, какой-то странный.
Зимородок потянул носом:
— Запах? А чем, по-твоему, пахнет?
— Мертвечиной. Вот чем.
Зимородок никакого запаха не улавливал. Да и птиц-падальщиков поблизости не наблюдалось. Но что-то нехорошее здесь явно произошло.
Зимородок пошел медленнее, внимательно разглядывая землю вокруг кострища. То и дело он наклонялся, всматривался во что-то и негромко насвистывал. Людвиг беспокойно дергался у него на поясе.
— Что ты там насвистываешь? — приставал тряпичный сенешаль. — Ты можешь мне сказать, что ты там насвистываешь? Где ее высочество? Ты можешь мне сказать?
Зимородок, не обращая на него внимания, продолжал свой обход. Наконец он остановился.
— Какой ты все-таки нетерпеливый надоеда, — упрекнул он сенешаля. — Вот, посмотри. Здесь должно быть девять пар следов. Во-первых, мои, вот они. Это след мягкого сапога. Такие же следы, только поменьше, — у Марион. Вот босые ноги. Нога с растопыренными пальцами, уверенная — это Мэгг Морриган. Рядом след крупнее, его оставил босой мужчина.