«Я была ужасна?» — шептала она сенешалю, а он в ответ только целовал ее глаза и губы.
Следующими приблизились к королю Штранден и лесная маркитантка.
— Позвольте также представить вам, ваше величество, — заговорил Людвиг, не выпуская Гиацинту из объятий, — Освальда фон Штрандена, философа, естествоиспытателя и ученого; с невестой.
Штранден и Мэгг Морриган переглянулись и низко поклонились королю.
— Могу ли я спросить о теме ваших философских изысканий? — обратился король к Штрандену.
— Теория и практика счастья, ваше величество, — отозвался тот.
— Надеюсь, вы найдете себе место при моем дворе, — любезно проговорил король. — У нас превосходная библиотека! — И тут он вздохнул полной грудью и, не выдерживая больше, закричал: — Ох, как же я счастлив, до чего же я счастлив, друзья мои!
Гловач сорвал с плеча лютню, наиграл несколько тактов плясовой, после чего, подпрыгнув и сделав в воздухе странное па, приземлился у ног короля и воздел лютню над головой.
— Лютнист Гловач, ваше величество! — закричал он. — Мы все тоже счастливы, ваше величество!
Он оглянулся на пана Борживоя. Старый толстый рыцарь медленно приблизился к Ольгерду и торжественно протянул ему свою саблю.
— Борживой из Сливиц, ваше королевское величество, — произнес он. — Я прошу вас и умоляю отныне считать меня своим человеком!
Король с радостью облобызал его и спросил:
— Любите ли вы турниры, любезный мой рыцарь?
— Больше всего на свете, — отдуваясь, произнес пан Борживой.
— А где мой спаситель? — спросил вдруг Ольгерд, озираясь по сторонам с улыбкой. — Где малютка-недомер, который так отважно стукнул Огнедума по носу?
— Он здесь, — отозвался брат Дубрава, выпуская эльфика из рукава.
— Где малютка-недомер, который так отважно стукнул Огнедума по носу?
— Он здесь, — отозвался брат Дубрава, выпуская эльфика из рукава.
Кандела подлетел к его величеству и уселся ему на руку.
— О прекрасный король! — заверещал он, разворачивая крылышки так, чтобы солнце играло на их разноцветных чешуйках. — Я слышал от добрых людей, что твой двор — приют всего изящного, и моя мечта — стать украшением твоего двора!
— Да будет так, — сказал король.
— И ты построишь для меня оранжерею? — жадно спросил Кандела. Он переместился по королевской руке поближе к королевскому уху и заговорил, торопясь: — Я хочу, чтоб побольше роз и азалий, ну там пара эдельвейсов — и никаких пчел! я их боюсь! — и чтобы два раза в день приходили красавцы и красавицы играть на лютне и арфе… И чтоб пели… Да, и еще клавикорды. На них чтоб тоже играли.
— Для тебя, мой любезный малютка, я все это сделаю, — обещал король.
Кандела всхлипнул с чувством. Брат Дубрава забрал его.
— С возвращением, король Ольгерд! — сказал брат Дубрава.
Король улыбнулся и ему.
Подошел Зимородок. Поклонился неловко и хмуро. Марион вдруг ужасно расстроилась из-за него.
— Это Зимородок! — заговорила она, обращаясь к королю. — Он самый умелый, самый смелый следопыт! Без него мы бы вообще все погибли.
Зимородок посмотрел на Марион неприязненно, как на чужую. Она громко разрыдалась. Не зная, как быть, Зимородок осторожно погладил будущую королеву по волосам. Ольгерд следил за ним настороженно.
— Ну что ты, Марион… — сказал Зимородок. — Все так хорошо получилось…
Марион безутешно замотала головой.
— А ты? — всхлипнула она. — А тебе нехорошо! Ты ведь хочешь удрать, да? Потихоньку? Уйти в леса и чтоб тебя там заели волки?
— Какая разница, — сказал Зимородок. — К жениху-то я тебя доставил, как уговаривались, а дальше — уж не твое дело…
— А я хочу, чтоб все были счастливы! Я хочу! — плакала Марион.
— Я счастлив, — заявил Зимородок, глядя вбок.
— Врешь! — вздохнула она.
Зимородок махнул рукой и поскорее отошел в сторону. Ольгерд наклонился к Марион.
— Все меня бросили, — бормотала она. — Сперва Людвиг, теперь Зимородок…
И тут из переулка выскочил граф Мирко. Никто и не заметил, как он отлучался с площади.
— Дядя! — закричал он, обращаясь к Ольгерду. — Проклятый Огнедум сбежал!
Да, Огнедум бежал. Подобрав полы длинной своей мантии, спотыкаясь, хватаясь руками за стены и углы домов, — он сломя голову мчался через город. Его гнал страх перед силами, которые он не сумел ни постичь, ни разрушить. Стены домов обжигали его пальцы, и булыжники мостовой, как пасти разозленных мопсов, кусали его за ноги. Высоко в небе над ним что-то злорадно каркало.
Но вот город остался позади. Кругом беглого властителя простирались теперь бескрайние леса. За Синей рекой высились неприветливые горы. Огнедум двинулся сквозь чащу, к последней реке Королевства — Желтой, в неизведанные дебри, где, по слухам, начиналось Великое Ничто и виден был край панциря Вселенской Черепахи.
Горы надменно смотрели в спину бегущему энвольтатору.
Во рту у Огнедума горело. Жажда одолевала его, а стыд и ужас делали вкус изгнания нестерпимо горьким. Энвольтатора сильно мотало от дерева к дереву — лес словно решил избить его всеми встречными стволами, исхлестать всеми ветками, какие попадутся на пути.
Наконец Огнедум упал и обнаружил себя лежащим в сыром мху на болоте. Его борода погрузилась в лужицу темной воды.
— О! — вымолвил Огнедум, наклоняясь над водой, чтобы утолить наконец жажду. И тут же отпрянул, потому что вода обожгла его, а на темной блестящей поверхности появилось отражение Косорукого Кукольника. Он внимательно смотрел из-под мятой черной шляпы и дергал углами длинного рта.