За синей рекой

Она показала книгу Лихобору. Весь день (у них была увольнительная) они просидели в любимой пивнушке за бочкой пива и, склонившись над томиком голова к голове, читали — вслух и хором — поэму о любви рыцарственного и мечтательного Аль-Касима к прекрасной, нежной и отважной Бланке-Флоре.

Весь день (у них была увольнительная) они просидели в любимой пивнушке за бочкой пива и, склонившись над томиком голова к голове, читали — вслух и хором — поэму о любви рыцарственного и мечтательного Аль-Касима к прекрасной, нежной и отважной Бланке-Флоре.

Время от времени они отрывались от книги и, заново наполнив кружки, обсуждали прочитанное.

— Я что-то не пойму, — сказал Лихобор, едва придя в себя от ступора, в который повергли его строки:

Тут Аль-Касим слезой залился,

И обморок с ним тотчас приключился.

— Этот Аль-Касим — он ведь боевой «факел» или как?

Лютояра молча пила пиво. Думала. Потом сказала:

— А как ты полагаешь, они с Бланкой-Флорой ведь побратимы? А «гроб жизни» — это, наверное, субстрат, другая терминология… — И еще раз прочитала:

И поклялись немедля оба:

«Навек нам вместе быть до гроба»!

У нас ведь с тобой то же самое!

— Чтоб «факел» — да заревел, как штафирка, а потом хлопнулся в обморок!.. — Лихобор все качал головой. — Разве от потери крови?

— Может, это «факел» старого поколения, — предположила Лютояра. — Что мы, в конце концов, знаем о наших предках по субстрату? Может, те первые «факела» и плакали…

Они почитали еще немного и вместе осилили песнь пятую — «Об усладах сердечных».

— Интересно, почему все-таки это дополнение к уставу выдали только нам? — сказал Лихобор. — Насколько я понял, другие такого не получали.

— Вероятно, это только для побратимов, — предположила Лютояра. — Во втором взводе тоже есть, надо будет их спросить.

— А кто там?

— Шестизубый и этот… рыжий… Гневоцвет, — припомнила Лютояра.

Они допили по шестой кружке.

— Хорошо как! — вздохнул Лихобор. — Говорят, бунчук «Жженый» на днях возвращается.

— Скоро и нам в горы, — сказала Лютояра. Она чувствовала, как в ней вздымаются волны огромного чувства. Хотелось хохотать, орать боевые песни, разломать пивнушку, обнять побратима, хватить врага вострой сабелькой — всего сразу и побольше.

— В горах уж мы себя покажем! — молвил Лихобор. Ему представилось, как они с Лютоярой, заливаясь кровью, соединятся в предсмертном объятии посреди кипящего боя.

— Побратим ты мой… Побратим ты мой родной! — молвил он и взял обе руки Лютояры в свои. Их взгляды встретились. Лютояра смотрела жарко и жадно. Оба чувствовали, что должны сделать что-то еще. И книга услужливо подсказала им только что прочитанной страницей:

Уста возлюбленных слились,

Дыханья их переплелись,

Забились, как одно, сердца.

Их счастью не было конца!

Лихобор сблизил лицо с лицом Лютояры.

— Нос мешает, — сказал он и чуть наклонил голову. Теплые и твердые губы побратима осторожно тронули рот Лютояры. Она шевельнула губой, придвинулась удобнее. Так они посидели какое-то время, а потом Лихобор сказал:

— Я люблю тебя, Лютояра, прекрасный цветок белого цвета, и желаю оставаться в твоих объятиях до самого моего смертного часа.

Молчит, потупясь, Бланка-Флора,

Однако пламенные взоры

Яснее слов ему сказали,

Что ошибется он едва ли,

Предположив, что дамы кровь

Волнует страстная любовь.

Вот так все и вышло, а спустя день или два на побратимов уже поступило донесение Бдительного Служаки, которое вызвало такое смятение в мыслях властителя Огнедума.

Разумеется, оба «факела» решительно отрицали свою виновность в государственной измене. Строго говоря, виновны они были совершенно не в этом. Но выводы, к которым неизбежно приводил энвольтатора беспощадный анализ ситуации, заставлял призадуматься.

Еще три-четыре поколения, развивающихся в бесконтрольно мутирующем субстрате, — и все. Того и гляди начнут возникать вопросы о святости брачных уз… Огнедум ощутил внезапный прилив ужаса. Недрогнувшей рукой он уничтожал до сих пор только тех мутантов, которые обладали внешними признаками физического уродства. А если мутации зашли глубже, нежели до сих пор предполагал Огнедум? Если наличествуют — и беспрепятственно усиливаются с каждым новым поколением — мутации внутренних органов? Что он знает, например, о тех же женщинах? По какой причине часть объектов синтезированной жизни развивается в особей женского пола? Надо проследить динамику — кажется, с каждым новым поколением число женских особей, пусть незначительно, но растет.

О! А что, если изменения уже затронули воспроизводящую систему? Вдруг гомункулусы уже давно способны иметь собственных детей и пока — лишь по чистой случайности! — просто не знают об этом? Теперь им остается только убедиться в своих новых возможностях на практике — и все. Начнется. Утопить одного-двух младенцев Огнедум еще в состоянии, но если их будут сотни…

Он пару раз дернул себя за бороду. Беременный гомункулус — о таком и помыслить-то смешно.

Да — но все-таки!.. Все-таки!..

Чувствуя настоятельную потребность провести некоторое время в лаборатории за размышлениями и опытами, энвольтатор несколько даже рассеянно приказал мятежным «факелам» отправляться на гауптвахту и там ждать своего смертного часа.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121