Она показала книгу Лихобору. Весь день (у них была увольнительная) они просидели в любимой пивнушке за бочкой пива и, склонившись над томиком голова к голове, читали — вслух и хором — поэму о любви рыцарственного и мечтательного Аль-Касима к прекрасной, нежной и отважной Бланке-Флоре.
Весь день (у них была увольнительная) они просидели в любимой пивнушке за бочкой пива и, склонившись над томиком голова к голове, читали — вслух и хором — поэму о любви рыцарственного и мечтательного Аль-Касима к прекрасной, нежной и отважной Бланке-Флоре.
Время от времени они отрывались от книги и, заново наполнив кружки, обсуждали прочитанное.
— Я что-то не пойму, — сказал Лихобор, едва придя в себя от ступора, в который повергли его строки:
Тут Аль-Касим слезой залился,
И обморок с ним тотчас приключился.
— Этот Аль-Касим — он ведь боевой «факел» или как?
Лютояра молча пила пиво. Думала. Потом сказала:
— А как ты полагаешь, они с Бланкой-Флорой ведь побратимы? А «гроб жизни» — это, наверное, субстрат, другая терминология… — И еще раз прочитала:
И поклялись немедля оба:
«Навек нам вместе быть до гроба»!
У нас ведь с тобой то же самое!
— Чтоб «факел» — да заревел, как штафирка, а потом хлопнулся в обморок!.. — Лихобор все качал головой. — Разве от потери крови?
— Может, это «факел» старого поколения, — предположила Лютояра. — Что мы, в конце концов, знаем о наших предках по субстрату? Может, те первые «факела» и плакали…
Они почитали еще немного и вместе осилили песнь пятую — «Об усладах сердечных».
— Интересно, почему все-таки это дополнение к уставу выдали только нам? — сказал Лихобор. — Насколько я понял, другие такого не получали.
— Вероятно, это только для побратимов, — предположила Лютояра. — Во втором взводе тоже есть, надо будет их спросить.
— А кто там?
— Шестизубый и этот… рыжий… Гневоцвет, — припомнила Лютояра.
Они допили по шестой кружке.
— Хорошо как! — вздохнул Лихобор. — Говорят, бунчук «Жженый» на днях возвращается.
— Скоро и нам в горы, — сказала Лютояра. Она чувствовала, как в ней вздымаются волны огромного чувства. Хотелось хохотать, орать боевые песни, разломать пивнушку, обнять побратима, хватить врага вострой сабелькой — всего сразу и побольше.
— В горах уж мы себя покажем! — молвил Лихобор. Ему представилось, как они с Лютоярой, заливаясь кровью, соединятся в предсмертном объятии посреди кипящего боя.
— Побратим ты мой… Побратим ты мой родной! — молвил он и взял обе руки Лютояры в свои. Их взгляды встретились. Лютояра смотрела жарко и жадно. Оба чувствовали, что должны сделать что-то еще. И книга услужливо подсказала им только что прочитанной страницей:
Уста возлюбленных слились,
Дыханья их переплелись,
Забились, как одно, сердца.
Их счастью не было конца!
Лихобор сблизил лицо с лицом Лютояры.
— Нос мешает, — сказал он и чуть наклонил голову. Теплые и твердые губы побратима осторожно тронули рот Лютояры. Она шевельнула губой, придвинулась удобнее. Так они посидели какое-то время, а потом Лихобор сказал:
— Я люблю тебя, Лютояра, прекрасный цветок белого цвета, и желаю оставаться в твоих объятиях до самого моего смертного часа.
Молчит, потупясь, Бланка-Флора,
Однако пламенные взоры
Яснее слов ему сказали,
Что ошибется он едва ли,
Предположив, что дамы кровь
Волнует страстная любовь.
Вот так все и вышло, а спустя день или два на побратимов уже поступило донесение Бдительного Служаки, которое вызвало такое смятение в мыслях властителя Огнедума.
Разумеется, оба «факела» решительно отрицали свою виновность в государственной измене. Строго говоря, виновны они были совершенно не в этом. Но выводы, к которым неизбежно приводил энвольтатора беспощадный анализ ситуации, заставлял призадуматься.
Еще три-четыре поколения, развивающихся в бесконтрольно мутирующем субстрате, — и все. Того и гляди начнут возникать вопросы о святости брачных уз… Огнедум ощутил внезапный прилив ужаса. Недрогнувшей рукой он уничтожал до сих пор только тех мутантов, которые обладали внешними признаками физического уродства. А если мутации зашли глубже, нежели до сих пор предполагал Огнедум? Если наличествуют — и беспрепятственно усиливаются с каждым новым поколением — мутации внутренних органов? Что он знает, например, о тех же женщинах? По какой причине часть объектов синтезированной жизни развивается в особей женского пола? Надо проследить динамику — кажется, с каждым новым поколением число женских особей, пусть незначительно, но растет.
О! А что, если изменения уже затронули воспроизводящую систему? Вдруг гомункулусы уже давно способны иметь собственных детей и пока — лишь по чистой случайности! — просто не знают об этом? Теперь им остается только убедиться в своих новых возможностях на практике — и все. Начнется. Утопить одного-двух младенцев Огнедум еще в состоянии, но если их будут сотни…
Он пару раз дернул себя за бороду. Беременный гомункулус — о таком и помыслить-то смешно.
Да — но все-таки!.. Все-таки!..
Чувствуя настоятельную потребность провести некоторое время в лаборатории за размышлениями и опытами, энвольтатор несколько даже рассеянно приказал мятежным «факелам» отправляться на гауптвахту и там ждать своего смертного часа.