— Какой идиот вздумал распевать здесь эту проклятую песню?!
— Это я, — успокоил ее брат Дубрава.
Гиацинта фыркнула и удалилась.
После этого все мужчины занялись бревнами, а женщины — веревками. Мэгг Морриган объяснила, как нужно снимать с деревьев кору.
К вечеру десяток стволов лежал на земле в ряд. Зимородок и Мэгг Морриган прорубали пазы для веревок. Марион суетилась с веревками, а Гиацинта переходила от одного к другому и показывала кровавые мозоли на своих ладонях.
Гловач объявил, что хочет передохнуть, и занялся ужином.
Тем временем туман сгущался и вскоре затянул все вокруг. Он медленно всползал по склонам холма наверх. Неожиданно потянуло промозглым холодом. Зимородок несколько раз, вздрагивая, бросал по сторонам настороженные взгляды.
— Ты что озираешься? — спросила Мэгг Морриган.
— Что-то мне не по себе, — объяснил Зимородок. — Как-то нехорошо здесь стало. Ты разве не чувствуешь?
Мэгг Морриган поежилась:
— Теперь, когда ты сказал, — вроде, да.
— Что-то мне не по себе, — объяснил Зимородок. — Как-то нехорошо здесь стало. Ты разве не чувствуешь?
Мэгг Морриган поежилась:
— Теперь, когда ты сказал, — вроде, да. Хотя чего тут, собственно, бояться? Чудовища открытых мест не любят, до злобного колдуна еще далеко… Кому тут быть?
— Сам знаю, — отозвался Зимородок. — А все равно ощущение какое-то гадкое.
В этот момент они услышали голоса. Кто-то приближался к лагерю из тумана. Шли не таясь, громко разговаривая, смеясь. Вообще, судя по всему, это были люди мирные и дружелюбные. Вот только чувство тревоги стало еще сильнее.
Из тумана один за другим вынырнули пять человек. Это были молодые мужчины с правильными, но незапоминающимися лицами. На них была серая одежда, не то для охоты, не то для верховой езды. Они остановились у костра, безмолвно улыбаясь.
Брат Дубрава вышел к ним навстречу.
— Вы, наверное, продрогли, — сказал он. — Садитесь к огоньку.
— Да, ночи стали прохладными, — согласился один из пришельцев.
Все пятеро уселись в ряд и, продолжая улыбаться, молча уставились на путешественников. Мэгг Морриган предложила им пряников с медом и была немало удивлена, когда гости смутились. Они быстро переглянулись, словно не вполне поняли, о чем идет речь. Потом один из них снова улыбнулся и произнес:
— Благодарю вас, спасибо.
— Спасибо «да» или спасибо «нет»? — уточнила Мэгг Морриган.
— А если я скажу «нет», это будет невежливо?
— По крайней мере, нам останется больше пряников, — рассмеялась Мэгг Морриган.
У гостей словно какая-то тяжесть спала с души. Тот, что задавал вопросы, улыбался самодовольно, словно только что кого-то перехитрил.
— А вы сами издалека идете? — спросил он брата Дубраву.
— Это точно, — сказал брат Дубрава и в свою очередь поинтересовался: — А вы, должно быть, местные жители?
Снова возникла неловкость. Все пятеро гостей безмолвно улыбались.
Брат Дубрава упорно не замечал, как застыл Зимородок, как Марион жмется к Мэгг Морриган, а пан Борживой как бы мимоходом поглаживает свою саблю. Продолжал расспросы как ни в чем не бывало:
— Большой ли у вас поселок?
Некоторое время все пятеро озадаченно молчали, глядя в землю перед собой. Потом один поднял глаза, улыбнулся по-детски простодушно и произнес:
— В поселке живут поселенцы, которые откуда-то переселились. А в деревне живут исконные жители. Вот такое различие.
— Вы, наверное, торопитесь домой, — предположил брат Дубрава.
Гости заерзали, начали подниматься. Они улыбались все шире и шире, пока наконец их рты не начали напоминать зияющие раны. Девица Гиацинта, кусавшая платок, при виде этого затолкала его себе поглубже в рот и чуть не задохнулась.
Гости беззвучно растворились в тумане.
— Ну, и что вы обо всем этом думаете? — спросила Мэгг Морриган, стараясь держаться нарочито спокойно.
Брат Дубрава ответил:
— Нежить.
— Нечисть? — переспросил Вольфрам Кандела, широко раскрыв глаза.
— Да нет же, нежить, — повторил брат Дубрава, даже не повышая голоса.
Кандела вскочил и забегал вокруг костра.
— Куда вы меня затащили? — кричал он. — Я жил себе в городе, среди нормальных людей! У меня была дома замечательная бочка с горячей водой, где я мог нормально помыться! Я ел каждый день горячие обеды! Я трудился на благо общества! Слышите вы — ОБ-ЩЕСТ-ВА! А вы… вы всегда были чем-то недовольны. Вам вечно чего-то не хватало. Вот и хорошо! Ушли из города — скатертью дорога! Но я-то! — выкрикнул он почти с детской обидой. — Я всегда и всем был доволен! Мне всего хватало! Куда вы меня затащили? — Он с силой пнул полено, высовывавшееся из костра. В небо поднялась жидкая змея искр. — Я не хочу! — выкрикнул Кандела со слезами. — На смерть, на смерть меня повели!.. И бежать некуда… некуда…
Он обхватил голову руками и зло зарыдал.
Пан Борживой в задумчивости ерошил волосы.
— Гляжу на тебя, Кандела, — зарокотал он, — а на ум так и идут детские мои разговоры с одним занятным старичком. Харлампий-Кривобок — так его звали. Доживал век в Сливицах. Знатно мастерил свистульки! Детвора души в нем не чаяла… В молодые годы преискуснейший был палач. Языки рвал — как другие песни пели. А уж рассказывал об этом… заслушаешься! Соловей! В Сливицах ему каждый мальчишка завидовал… М-да, к чему я бишь это вспоминаю?