На бледном лице незнакомки показалась улыбка.
— О, он такой тихий малютка! Ничем меня не беспокоит.
— О, он такой тихий малютка! Ничем меня не беспокоит. Лежит себе тихонечко и спит. Но где же его колыбелька? — Она оглянулась вокруг себя, словно в поисках колыбельки.
— Бедная, — с сочувствием молвила Гиацинта и взяла незнакомку за руку. — Посиди. Ты наверное устала.
Они опустились на землю.
— Мое имя — Зиглинда, — этими словами незнакомка начала свой рассказ, — дочь маркграфа Гарольда Беспощадного.
— Как все сходится! — прошептала Гиацинта. — А моего отца называли Кровавым Бароном. О, я чувствую, что найду в тебе сестру!
Зиглинда устремила на собеседницу долгий печальный взор.
— Вряд ли найдется кто-либо, кто мог бы сравниться со мной страданием, — молвила она. — Само рождение мое было отмечено печатью горя.
— Как и мое, — тихо произнесла Гиацинта.
Зиглинда качнула головой и продолжала:
— Беда стояла у изголовья моей колыбели. Я родилась зимой неурожайного года. Суровый закон моего края таков, что девочек, рожденных в неурожайные годы, уносят в лес на растерзание диким зверям. Но моя несчастная мать не могла смириться с мыслью о том, что ее младенца постигнет жестокая участь. Поэтому она скрыла рождение девочки и объявила всем, что на свет появился мальчик. Обман раскрылся только к лету. Беспощадный отец мой изгнал непокорную жену и навек разлучил ее со мною. Мне рассказывали, что мать моя не вынесла этого страдания и зачахла в слезах. Иные говорили, что она утратила рассудок и была заедена волками.
— А моя мать скончалась, едва подарив мне жизнь! — вставила Гиацинта.
— Я никогда не знала материнской ласки…
— И я…
— Но худшее испытание ждало меня впереди, — продолжала Зиглинда. — Оно настигло меня в тот день и час, когда я думала, что обрету наконец свое счастье. Я полюбила… Полюбила прекрасного юношу, и он ответил мне нежной страстью.
— О, как часто мы обманываемся видом близкого счастья! — воскликнула Гиацинта. — Я изведала все, о чем ты говоришь. Я изведала любовь, но мой суровый отец, Кровавый Барон…
— …Отец мой, Гарольд Беспощадный, никогда не позволил бы мне стать женой моего избранника. То был юный свинопас с душой кристально-чистой, кроткий и ласковый. Мы встречались в дубовой роще и часами лежали, сплетясь в объятиях, пока веселые розовые свинки с аппетитом хрустели желудями. И вскоре под сердцем у меня шевельнулсь дитя…
— О, счастливица! Мне не дано было изведать этого счастья! Единственный поцелуй, которым я удостоила своего возлюбленного, я запечатлела на его мертвом скелете, который я нашла спустя десять лет после его безвременной кончины!
— Когда родилось дитя, мой отец, жестокосердый Гарольд, приказал пытать меня, покуда я не назову имени отца ребенка. Мне стали дробить пальцы рук… О, малодушная! На мизинце левой я созналась.
— Тебя пытали! — упоенно воскликнула Гиацинта.
Слезы медленно потекли по бледному лицу Зиглинды.
— Я назвала его имя… Любимое прекрасное тело осквернили клещи палача… Отец заставил меня смотреть на это. А затем он отдал мне моего ребенка и навек изгнал из родного гнезда.
— Я изведала, как и ты, горечь бесприютной доли, — сказала Гиацинта.
— Я изведала, как и ты, горечь бесприютной доли, — сказала Гиацинта. — Когда-то мне предсказали, что после моей смерти из моего сердца вырастет цветок гиацинта. Я часто смотрю на эти чужие бесплодные земли и гадаю: где суждено расцвести цветку смерти и скорби? И скоро ли это случится?
— Я потеряла колыбельку, — жалобно произнесла Зиглинда. — Я иду день и ночь, и все несу его на руках. Он так крепко спит, мой малютка… Он не причиняет мне никаких хлопот. Посмотри, разве он не красив? Мой отец, жестокосердый Гарольд, убил его отца…
— Совсем как мой отец, Кровавый Барон, убил моего возлюбленного!
— Воистину, смерть склонилась над моей младенческой колыбелью.
— И мое рождение окрашено багровым отсветом смерти! Я покинула отчий дом и ушла куда глаза глядят… — начала рассказывать Гиацинта. — На каждом шагу меня подстерегали опасности, злобные чудовища, косые взгляды и молва. Я чуть не лишилась жизни, когда на болотах меня схватили, избили, пытали, связали и подвесили вниз головой! Адская боль, когда глаза вылезают из орбит… щиколотки жжет, словно огнем… и неоткуда ждать помощи…
— Я покинула отцовский дом, как нищенка, босая, и лишь в последний миг верная служанка набросила мне на плечи этот плащ… Я шла и шла, не разбирая дороги. Острые сучья ранили мне ступни, словно и деревья были заодно с моим отцом. В чужих селеньях меня травили собаками, а черствые, немилосердные люди не хотели подать мне и кусочка хлеба… Я ночевала на голой земле, прижимая к себе мое бедное дитя…
— Я знаю, что такое ночлег на голой земле. Голод и холод — постоянные мои спутники, — сказала Гиацинта. — Иной раз даже горячего чая мне не достается… Что ж, я привыкла. Глоток холодной воды — и в путь.
— Дорога, бесконечная дорога, — шептала Зиглинда, — а он так крепко спит, мой малыш. Но где же его колыбелька?
— Нет лучшей колыбельки, чем материнские руки, — со знанием дела произнесла Гиацинта. — Младенцем мне не удалось изведать этого счастья. Моя бедная мать умерла, дав мне жизнь.