— Тещу свою будешь щупать, — огрызнулся Людвиг.
— Милый, бедный герцог, — задумчиво произнесла фея. — Как же это вас угораздило?
— Какая разница, — ответил Людвиг. — Угораздило и все. Это все Косорукий Кукольник. Без него я бы вовсе растворился.
— Ну, Косорукий Кукольник совсем распоясался! — сердито заметила фея. — Вообразите только, милый герцог, с полсотни лет назад мы с ним встречались в Смарагдовом лесу. С тех пор, кстати, и носу не кажет! Он явился сюда в какой-то рваной парчовой рубахе и венке из белых лилий, одетом набекрень. Был крепко пьян, шествовал по лесу в сопровождении очень шумного кукольного оркестра, а между ног держал деревянную лошадку, которая непрерывно задирала морду и ржала.
Мы танцевали с ним кадриль, качались на качелях, бросались опавшими листьями. Наутро он исчез. И ни словом, негодяй такой, не обмолвился о том, что видел вас!
— Видел, — горестно сказал Людвиг. — Да он не просто меня видел! Все это время я лежал у него в мешке. И он даже не потрудился вспомнить обо мне! Ужасный, бессердечный…
На лице феи показалась мечтательная улыбка.
— Ну, может быть, не такой уж и бессердечный… Впрочем, не о нем сейчас речь. Что мне с вами делать?
— Ах, дорогая Изола, делайте что хотите.
— Хорошо, — кивнула фея. — Именно так я и поступлю.
— Простите… Вы будете его… превращать? — осведомился Штранден. — Я бы хотел просить разрешения присутствовать при эксперименте.
— Мы все готовы помочь, если надо, — вмешалась девица Гиацинта, слегка отстраняя философа, и со значением посмотрела Изоле в глаза. — Лично я готова работать день и ночь. Я вообще очень трудоспособна.
— Понадобится роса, — сказала фея. — Будем собирать ее в кружки и фляжки. Да, я думаю, роса сохраняет память лучше всего.
— Какую память? — заинтересовался Штранден.
— Растворяясь, тело уходит в воздух, в землю, в росу… Оно не исчезает. Не расточается в общепринятом смысле этого слова. Но воздух слишком переменчив, а у земли полно своих забот. Если вы ищете того, кто покинул вас, спрашивайте росу. И может быть, в ее каплях сумеете разглядеть…
Кандела наотрез отказался участвовать в том, что он назвал «непролазной глупостью», и добавил при этом, что в существование фей верят только дураки и дети.
Всем остальным затея пришлась по душе. Даже пан Борживой нацедил полкружки, а потом как углядел в росинке неведомо как отразившееся там узкое лицо в обрамлении золотых перьев, так и плюхнулся на землю.
— Фея-то не соврала… — прошептал он подбежавшему Гловачу. — Там отражается…
— Кто? — встревожился Гловач и сунул длинный нос в панскую кружку.
Борживой ревниво отодвинул кружку в сторону.
— Ты глаз-то шустрый не запускай! Она там отражается, понял? ОНА!
— Кто? — Гловач беспокойно поглядел на своего пана.
— Жар-Птица! — выдохнул Борживой жарко.
Гловач с облегчением перевел дыхание.
— Вот оно что! Мне тоже одна девчоночка привиделась в росе… Не судьба.
Пока шла суета со сбором росы, Упрямая Фея Изола переходила от росинки к росинке, заглядывая в каждую и спрашивая о Людвиге.
Когда взошло солнце, Марион подступилась к ней.
— Как вы думаете, получится? — спросила девочка. — Кстати, если не получится, то все будет плохо.
— Попробовать не мешает, — отозвалась фея. — Выливайте росу вот сюда. — Она указала на траву перед собой.
— Лейте аккуратно, — беспокоилась Гиацинта. — Не расплескивайте по сторонам. В таком деле небрежность недопустима.
Тряпичный Людвиг сидел на руках у Изолы и время от времени бросал на Марион растерянные взгляды.
— Можно, я попрощаюсь с ним? — попросила девочка.
— Можно, я попрощаюсь с ним? — попросила девочка. Она поцеловала Людвига в тряпичный нос и шепнула: — Не бойся, Людвиг. Ты все равно останешься моим самым лучшим другом, если захочешь.
Гиацинта следила за ней ревниво.
— Пора начинать! — сказала дочь Кровавого Барона. — Видишь, госпожа Изола ждет.
Марион вздохнула и отошла в сторону.
Вылитая на траву роса не растеклась и не ушла в землю. Она собиралась все более и более крупными каплями, капли сливались между собой, постепенно принимая форму человеческого тела. Прозрачный силуэт у ног феи начал темнеть, наполняться красками. Медленно проступили лицо, руки… Спустя недолгое время в прозрачном коконе воды уже лежал и крепко спал молодец лет тридцати, круглолицый, черноусый, крепкого сложения, но с аристократически маленькими руками и ногами.
— Ах, Людвиг! — вздохнула фея. — Из всех кавалеров при дворе Ольгерда ты был самый веселый…
Тряпичный зверек смотрел на тело молодого человека с ужасом.
— Похож? — спросила его фея. — Ну как, я ничего не забыла?
Зверек сипло пискнул и замолчал. Его голова мертво обвисла, из глаз навсегда ушла жизнь.
Спящий молодой человек шевельнулся, жалобно застонал и попытался сесть. С него потекла вода.
— Ожил!.. — ахнула Марион.
— Послушайте, это же неприлично! — запротестовал Штранден. — Тут, в конце концов, дамы, а он совершенно голый!
— А вы все разденьтесь! — закричала фея. — Пусть все будут голые! Равенство так равенство!
— Я протестую! — крикнул Гловач, а Гиацинта захохотала и смело сорвала с себя рубашку. Затем подскочила к Гловачу и принялась теребить завязки на его штанах. Он слабо отбивался.