— При мысли об объекте любовного томления сия щекотка возникает, при его приближении она усиливается приблизительно в три, иногда в четыре раза; при физическом контакте возникает тепло.
«И речь заметно усложнилась, и эмоции появились новые, — смятенно подумал энвольтатор. — Проглядел! Немедленно уничтожить!»
А вслух он произнес:
— Скажите пожалуйста! И что, часто ли ты о нем думаешь?
— Почти всегда, — призналась Лютояра.
— И на посту? — продолжал выпытывать Огнедум.
— Почти всегда, властитель! — повторила Лютояра.
— А случись бой?
— Мы бились бы плечом к плечу, — сказал Лихобор.
— А знаешь что, умник из пробирки, — язвительно проговорил Огнедум, ерзая среди скользких и холодных шелковых подушек, — что твои попытки выгородить его просто смехотворны? Да я тебя насквозь вижу!
— Кого, властитель? — тихо спросил «факел». — Кого я пытаюсь выгородить?
— Того! Того, кто растолковал вам, дурачки, что именно вы испытываете! Без него вы бы всю эту «щекотку» объяснили несварением желудка и самое долгое через месяц забыли бы о ней и думать.
— Мы не понимаем вас, властитель, — сказала Лютояра.
— Да? Ух, какие мы скрытные… Ольгерд! — выпалил Огнедум. — Говори, ты, уродка! Трепалась с тенью? С этой мышью, что под троном скребется, — с ним секретничала?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, властитель, — повторила Лютояра. — Ни одна тень не может ничему научить «факела». Тени только повторяют то, что слышат. А ничего лестного для себя от нас они не слышат.
Тени только повторяют то, что слышат. А ничего лестного для себя от нас они не слышат.
Огнедум сверлил ее глазами, но женщина вытянулась по-уставному, выставила вперед подбородок и оловянно вперилась в пустоту.
…Конечно, это был Ольгерд. Среди «факелов» о бывшем короле ходили самые разные слухи. Например, что он превратился в ветошку, которой гомункулус-уборщик из разжалованных унтеров раз в неделю моет полы в тронном зале. Или что он липнет полупрозрачным телом к зеркалам и корчит оттуда отвратительные рожи.
Лютояра и Лихобор были побратимами. Их колбы стояли рядом. И потом, уже на тренировках, они всегда были вместе. Плечом к плечу. Старослужащие советовали непременно обменяться каплями крови из левой руки. Мол, для боевого братства. Все боевые «факела» это делают. И Лихобор с Лютоярой так поступили. И дали обычную в таких случаях клятву — «стоять за брата от субстрата и до субстрата».
Они были на хорошем счету. Их посылали в самые ответственные наряды. Раз они удостоились высокой чести стоять на часах у входа в тронный зал. Тогда-то все и случилось.
В тот день, пользуясь отсутствием Огнедума, тень короля выбралась из темного угла за троном и осторожно направилась к дверям. Остановилась, прислушиваясь.
— Скребется, — сказала Лютояра побратиму.
— Нас это не касается, — отозвался «факел».
— Любопытно же, — проговорила Лютояра.
— А мне — нет, — молвил Лихобор.
— Врешь, побратим мой дорогой! — И Лютояра засмеялась.
Перед этим смехом не мог устоять Лихобор — и чуть приоткрыл створки дверей тронного зала. Оба затаились: что будет?
Поначалу ничего не было. Потом в щель проскользнуло что-то невзрачное, блеклое.
— А ну, стой! — прикрикнул Лихобор.
Тень замерла. А Лютояра опять засмеялась.
— Подойди сюда, — позвал Лихобор.
Робея, тень приблизилась к «факелам».
— Так ты и есть бывший Ольгерд? — спросил Лихобор.
— Бывший… Ольгерд… — прошептала тень.
— Утри лицо! — приказала Лютояра. — Смотреть на тебя противно! Разве так можно? Весь грязный!
— Противно… грязный… — согласился король, тщетно водя руками по ускользающему лицу.
— Стой-ка. — Лютояра вынула из рукава свой идеально чистый платок и осторожно стерла со лба и щек Ольгерда старую грязь. В тех местах, где ей удалось оттереть налипшее за двести лет, вдруг засияло лицо — полупрозрачное, светлое, как хрусталь. Оба «факела» разом присвистнули.
Ольгерд следил за ними тревожно. За долгие годы бесславия свергнутый король не раз имел случай убедиться в том, что с «факелами» шутки чрезвычайно плохи.
— Скажи, Ольгерд, это правда, что тобой моют полы? — спросила Лютояра. — Ходят, знаешь, такие слухи… Ты только скажи, может быть, мы поможем — подадим рапорт с ходатайством о прекращении…
Ценой невероятных усилий тень короля сумела выговорить:
— Неправда…
И, матово побелев лицом, которое только что лучились прозрачностью, король начал оседать на пол.
«Факела» обменялись быстрыми взглядами. Лихобор молча поставил бывшего короля на ноги. А тот вдруг задергал всем лицом, перекосив губы в мучительной судороге. Лихобору стало противно, и он поскорее выпустил тень. Ольгерд быстро исчез за дверью.
Перед сном, уже в казарме, Лютояра сказала своему побратиму:
— По-моему, он хотел улыбнуться.
— Какой-то он гадкий, — сказал Лихобор. — На ощупь верткий и горячий, как цыпленок.
— Это не его вина, — заметила Лютояра.
Она обняла побратима, и оба безмятежно заснули.
А тень короля всю ночь кружила по прежним своим покоям. Да, конечно, ничего нового не существует для бедной тени — но в том-то и дело, что сегодня Ольгерд увидел нечто старое, совсем старое, то, с чего начался мир. Он увидел любовь. Впервые за долгие годы свергнутый король не ощущал мертвящего холода. Тревожно и радостно делалось. Как будто заслышал вдали пение боевых рогов: едет подмога, скачет, спешит — уже близко! рати, знамена, пики!..