— А если улетит? — возразил Зимородок. — Лови его потом шапкой.
Тот, в мешке, попритих. Затем послышался его вкрадчивый голос:
— Не Зимородок ли здесь? О старый друг! Ты вырвал меня из объятий смерти, так не ввергай же в пучину отчаяния! Клянусь тебе, я погибаю!
— Может, оборвать ему крылышки? — предложил Гойко. — Без крылышек много не налетает. Пустим его попастись, не то он и впрямь, неровен час, протянет лапки.
Из мешка донеслось отчаянное рыдание.
— Я не улечу, я не убегу! Не ломайте мне крылышки! Я хочу всего лишь глотнуть нектара… — Голос звучал все тише.
Гойко растерянно взвесил мешок на руке:
— Ну, и что будем делать? Поверим ему на слово? По-моему, он там и впрямь помирает.
Зимородок сорвал несколько первых попавшихся цветков и сунул их в мешок.
— Выпустить мы тебя, братец, никак не можем. На вот, пока перекуси.
Плененный Кандела затих, затем слышно стало, как он причмокивает.
— Ест, — прошептал Гойко.
— Раз ест — значит, не помирает, — рассудительно заметил Зимородок.
Из мешка снова донесся голос Канделы:
— Мы ведь в горах, я не ошибся?
— Не ошибся, — ответил Зимородок.
— Жестокосердые! — заплакал Кандела. — Да, я мал размерами теперь. Быть может, я даже жалок вам… Жалок со своим крошечным, беззащитным тельцем и хрупкими крылышками. Вы попрали мое чувство прекрасного, вы сунули мне первые попавшиеся цветы, к тому же несвежие…
— Ну уж прости, — раздраженно отозвался Зимородок. — Сейчас, знаешь ли, осень.
Кандела в мешке всхлипнул:
— А я так мечтал! Так мечтал, что однажды прекрасный и отважный юноша, рискуя жизнью ради Красоты, мне эдельвейс достанет с высоты!
— С эдельвейсами придется повременить, — сказал Зимородок.
Кандела в мешке всхлипнул:
— А я так мечтал! Так мечтал, что однажды прекрасный и отважный юноша, рискуя жизнью ради Красоты, мне эдельвейс достанет с высоты!
— С эдельвейсами придется повременить, — сказал Зимородок. — Ты наелся?
— Более или менее, — был ответ.
— В таком случае, сиди смирно и помалкивай. Тогда Гойко, может быть, не будет тебя пинать.
— Кто это — Гойко? — прошептал Кандела.
— Это грубый, могучий, скорый на расправу человек, лишенный чувства изящного.
Гойко насупился. А Кандела проговорил:
— О, если б ведал Гойко, как мне на сердце горько…
— Будем болтать или все-таки пойдем? — сердито перебил Гойко. Он метнул на Зимородка гневный взгляд, но следопыт сделал вид, что не замечает.
Гойко, Зимородок и мешок предстали перед графом незадолго до наступления вечера. Драгомир с любопытством смотрел на мешок. Сидевший там не двигался и вообще не подавал признаков жизни.
Гойко с достоинством поклонился и опустил свою ношу на пол у ног Драгомира.
Послали за графиней и графскими детьми. Тем временем Зимородок развязал мешок, сунул туда руку и принялся шарить. Гойко смотрел в сторону и всем своим видом показывал, что происходящее ему крайне отвратительно. К ужасу Зимородка, Канделы в мешке не оказалось. Следопыт вытащил кроватку, затем вытряхнул мешок — оттуда высыпались крошечные подушка, одеяльце и ночной колпак. Но самого малютки словно бы и след простыл.
— Дыру он, что ли, там прогрыз? — бормотал Зимородок.
— А вы его выверните наизнанку, — неожиданно прозвучал женский голос.
Зимородок поднял глаза и увидел приятную полную женщину лет сорока с очень белыми пухлыми руками. На ней была расшитая кружевами рубашка, тяжелый бархатный жакет и стоящая колом полосатая юбка. За эту юбку цепко держалась девочка лет пяти, круглолицая, с прозрачными голубыми глазками и тонкими золотистыми волосами. Обе они с любопытством наблюдали за Зимородком.
«Графиня, — запоздало сообразил он, — а эта кроха, наверное, графская дочка».
— Простите, ваша светлость, — сказал Зимородок неловко. — Я не видел, как вы вошли.
— Выверните его, — повторила графиня. — Некоторые насекомые забиваются в углы.
— Это кто — насекомое? — закричали из мешка. Действительно, в верхнем углу что-то забилось, и на пол вывалился малютка-недомер. Он встряхнулся, быстро пригладил волосы, расправил крылья и с достоинством огляделся.
— О! — вскричал он, завидев графиню. — Прошу меня простить — я в таком виде… Эти грубины, эти варвары — они схватили меня спящим. И вот я предстал перед вами, прекрасная дама, неподобающе растрепанный, с осыпавшейся пыльцой на крыльях. Умоляю не судить обо мне по первому впечатлению! — И он отвесил грациознейший поклон, взмахивая крыльями, как плащом.
— Не стоит беспокоиться из-за таких мелочей, — улыбаясь, произнесла графиня. — Тяготы перенесенного вами путешествия, несомненно, послужат вам наилучшим извинением. Я не сомневаюсь, что здесь вы отдохнете и наберетесь сил.
— Благородство знатной дамы! — всхлипнул Кандела.
— Такое изысканное и вместе с тем простое! Благодарю вас, благодарю!
Он сильно забил крыльями, поднялся в воздух и завис над рукой графини. Та, улыбаясь, протянула ему руку для поцелуя.
— Великая честь, — тихо молвил Кандела, легонько клюнув ее крошечными устами. Внезапно голос его прервался, он бело закатил глаза и потерял сознание.
Он упал бы на пол, если бы девочка не успела подхватить его. Бесчувственный Кандела, распластав крылья, лежал на детской ладошке, и его изящно скрещенные ножки свешивались между пальчиков ребенка.