Тут Томми вспомнил учебную экскурсию, когда еще во втором классе водили в Эмпайр-стейт-билдинг. На одном из нижних этажей находился большой лазарет — как выразился экскурсовод, миниатюрная больница. Томми видел там прелестную молодую медсестру в белой шапочке и туфельках. Она наверняка знала, что делать. Томми встал и направился к двери. Уже почти взявшись за ручку, он повернулся посмотреть на лежащего на полу Джо. А что с ним, раз уж на то пошло, сделают после того, как приведут в чувство и перевяжут порез? Не посадят ли его в тюрьму за то, что он ночь за ночью спит у себя в конторе? Не посчитают ли Джо каким-нибудь психом? Да и не был ли он в самом деле каким-нибудь психом? Не запрут ли его в «психушку»?
Рука Томми уже лежала на дверной ручке, но он не мог заставить себя ее повернуть. Он был просто парализован; понятия не имел, что делать. И только теперь он по-настоящему оценил дилемму Джо. Не то чтобы дядя Томми не желал дальнейшего контакта со всем миром в целом и с Клеями в частности. Хотя, возможно, именно так все для него началось в те странные послевоенные дни, когда он вернулся с какого-то секретного задания (по словам матушки Томми) и выяснил, что его мать была умерщвлена в концлагерях. Джо сбежал, пропал бесследно, а потом пришел сюда прятаться. Но теперь он был готов вернуться домой. Вся проблема была в том, что он не знал, как это сделать. Томми никогда не суждено было узнать, сколько усилий Джо стоило отправиться в поездку на Лонг-Айленд, каким страстным было его желание увидеть мальчика, поговорить с ним, услышать его тонкий писклявый голосок. Зато Томми ясно понимал, что Секретмен оказался пойман в ловушку в этих Тайных Палатах и что Жук должен его спасти.
В этот самый момент Джо застонал, и глаза его распахнулись. Прикоснувшись пальцем ко лбу, он посмотрел на приставшую туда кровь. Затем приподнялся на одном локте, перекатываясь в сторону стоящего у двери Томми. На лице у Томми, надо думать, ясно все читалось.
— Все хорошо, — хрипло выговорил Джо. — Вернись.
Томми отпустил дверную ручку.
— Вот видишь, — продолжил Джо, медленно поднимаясь на ноги, — как вредно курить. Это тебе наглядный пример. Курить очень вредно для здоровья.
— Да, конечно, — согласился Томми, дивясь странности вывода, извлеченного Джо из всей этой ситуации.
Уйдя в тот день от Джо, Томми отправился к пишущей машинке марки «Смит-Корона», привинченной к подиуму перед фасадом магазина «Образцовый офис». Затем изъял из нее лист писчей бумаги, который закатывали туда, чтобы люди могли опробовать работу машинки. Там красовалась регулярная еженедельная басня в одно предложение длиной о шустрой рыжей лисе и ленивой собаке, убеждавшая Томми в том, что сейчас для всех добрых людей самое время прийти на помощь своей родине. Затем Томми закатал в машинку лист почтовой бумаги, в самом низу которой Джо всегда подделывал подпись его матушки. «Уважаемый мистер Саварезе», — напечатал он кончиками указательных пальцев. А потом остановился. Выкатив лист почтовой бумаги из пишущей машинки, Томми отложил его в сторону и поднял взгляд на полированный черный камень, облицовывавший фасад магазина. Его отражение глянуло на него в ответ. Затем Томми подошел открыть дверь с хромированной ручкой и оказался немедленно перехвачен взглядом худого седовласого мужчины, чьи брюки были перехвачены ремнем где-то в районе его диафрагмы. Этот мужчина частенько наблюдал за Томми с порога своего магазина, пока мальчик печатал оправдательные записки, и каждый четверг Томми думал, что он сейчас подойдет и скажет ему отсюда проваливать. На пороге магазина, которого он раньше никогда не переступал, мальчик заколебался. В том, как мужчина напряг плечи и чуть запрокинул голову, Томми узнал собственную манеру. То же самое он всегда делал, сталкиваясь с большой незнакомой собакой или еще каким-то зубастым животным.
— Чего тебе, сынок? — спросил мужчина.
— Сколько стоит лист бумаги? — спросил Томми.
— Листами я бумагу не продаю.
— Понятно.
— Что дальше?
— А сколько тогда стоит пачка?
— Пачка чего?
— Бумаги.
— Какой бумаги? Для чего?
— Для писем.
— Каких писем? Личных? Деловых? Она тебе самому нужна? Ты собираешься написать письмо?
— Да, сэр.
— Хорошо. Так что это за письмо?
Несколько секунд Томми серьезно обдумывал вопрос. Ему совершенно не хотелось получить какую-нибудь не ту бумагу.
— Письмо с угрозой убийства, — наконец сказал он.
Невесть почему, но это заявление рассмешило мужчину. Обойдя вокруг прилавка, он нагнулся открыть ящик.
— Вот, — сказал он, вручая Томми лист плотной коричневой бумаги, гладкой и приятной на ощупь, как марципан. — Моя лучшая двадцатипятицентовая бумага из хлопчатобумажного сырья. — Мужчина по-прежнему смеялся. — Уж позаботься как следует их убить, ладно?
— Да, сэр, — сказал Томми. Затем он вернулся к пишущей машинке, закатал туда лист фасонной бумаги и за полчаса напечатал то самое послание, которое в конечном итоге собрало на тротуарах вокруг Эмпайр-стейт-билдинг многолюдную толпу. Такого результата Томми вообще-то не очень ожидал. Собственно говоря, он так толком и не знал, на что он надеялся, отправляя свое послание издателю нью-йоркской «Геральд трибьюн». Томми просто хотел помочь дяде Джо найти дорогу домой. Он не был уверен, к чему все это приведет, поверят ли вообще его письму, хотя на его взгляд оно звучало до жути официально и реалистично. Закончив печатать, Томми аккуратно вынул письмо из пишущей машинки и вернулся в магазин.