Взглянув на Розу, Сэмми вопросительно поднял бровь — «Что его гложет?» Роза в ответ лишь еще крепче сжала его ладонь. У нее не было возможности рассказать Сэмми про последнюю телеграмму из Лиссабона.
— Возможно, Джо, тебе сейчас не до этого, — продолжил Сэмми, — но послушай. Трейси говорит, что если он и впрямь получит роль, он намерен замолвить за нас словечко на киностудии. Сказать там, чтобы нас наняли написать всю эту ерундовину.
— Это вполне естественно, — сказал Бэкон. — Иначе они там точно все завалят.
— Мы могли бы перебраться в Голливуд, Джо. Все это могло бы к чему-то привести. Могло бы стать началом чего-то по-настоящему серьезного.
— Чего-то серьезного. — Джо так энергично кивнул, как будто Сэмми уладил вопрос, который весь день его волновал. Затем он снова отвернулся к окну. — Да, я знаю, для тебя это важно.
— Вот он, — сказал Бэкон. — «Палас».
— «Палас», — со странной хрипотцой в голосе повторил Сэмми.
Подкатив к фасаду того, что теперь стало известно как РКО «Палас», в свое время вершина и столица американского варьете, они оказались в самом конце длинного ряда такси и других машин. Колоссальное изображение Орсона Уэллса, с дикими глазами и взъерошенными волосами, нависало с шатра. Весь фасад театра полыхал фотовспышками и оглашался громкими криками. Создавалось общее впечатление скорой катастрофы и переизбытка красной губной помады. Сэмми побелел как полотно.
— Сэм? — спросила Роза. — Ты словно призрака узрел.
— Ты словно призрака узрел.
— Он просто боится, что мы заставим его заплатить за проезд, — сказал Бэкон, доставая бумажник.
Джо выбрался из такси, поправил шляпу и придержал дверцу для Розы. Выбравшись из машины, она обняла его за шею. Джо оторвал ее от земли и крепко сжал, почти лишая дыхания. Роза чувствовала, что все окружающие вовсю на них пялятся, недоумевая, кто они такие и кем себя возомнили. Серая шляпа Джо начала сползать с его макушки, но он одной рукой ее поймал, а затем поставил Розу обратно на землю.
— Все с ним будет отлично, — сказала она ему. — Ведь у него уже была корь. Просто небольшая задержка, правда?
Роза уже на собственном горьком опыте убедилась, что Джо терпеть не может, когда его утешают. Однако на сей раз, когда Джо снова ее отпустил, на лице у него сияла улыбка. Джо оглядел фотографов, толпу, ослепительные «солнечные» прожекторы, длинные черные лимузины у тротуара, и Роза поняла, что все это его восхищает. «И впрямь восхитительно», — подумала она.
— Томасу здесь страшно понравится, — сказал Джо.
— «Палас». — Сэмми уже к ним присоединился и теперь вовсю глазел на пять гигантских букв на самом верху сверкающего шатра. Затем достал из бумажника пятидолларовую купюру. — Вот тебе, корешок, — сказал Сэмми, вручая купюру Бэкону. — Такси за мой счет.
9
— Классная вещь этот ваш Эскапист, — сказал Сэмми Орсон Уэллс. Режиссер казался страшно высок и поразительно молод, а пах совсем как Долорес дель Рио. В 1941 году среди определенного толкового народа модно было признаваться в своем более чем поверхностном знакомстве с Бэтменом, капитаном Марвелом или Синим Жуком.
— Спасибо, — поблагодарил Сэм.
Хотя в более поздние годы Сэмми никогда не забывал всячески эту сцену приукрашивать, этим его общение с Орсоном Уэллсом по сути и ограничилось. На последовавшей после сеанса вечеринке в «Пенсильвания Руф» Джо танцевал с Долорес дель Рио, а Роза — с Джозефом Коттоном и Эдвардом Эвереттом Хортоном, причем последний был в то время лучшим танцором из них двоих. Играл оркестр Томми Дорси. Сэмми сидел, полузакрыв глаза, слушал и наблюдал, как и все поклонники свинга биг-бэндов в 1941 году сознавая, что ему выпала великая привилегия жить в ту самую пору, когда исполнители его любимой музыки были на абсолютном пике своего мастерства, в момент, непревзойденный во всем двадцатом столетии в плане подъема, романтизма, блеска и странного, обильного разнообразия соула. Джо с Долорес дель Рио сперва танцевали фокстрот, а затем, естественно, румбу Этим, по сути, и ограничилось общение Джо с Долорес дель Рио, хотя с Орсоном Уэллсом они продолжали время от времени видеться в баре отеля «Эдисон».
Однако куда более важным, нежели все остальное, случившееся с кузенами в тот первый день мая 1941 года, был фильм, который они приехали посмотреть.
В более позднее время, уже в других руках, Эскаписта делали смеха ради. Вкусы изменились, авторам стало скучно, а все обычные сюжеты капитальным образом иссякли. Позднейшие авторы текста и художники при полном попустительстве Джорджа Дизи превратили комикс в особую разновидность извращенной пародии на весь жанр костюмированного героя. Подбородок Эскаписта становился все крупнее, а ямочка на нем все выразительней. Мышцы гипертрофировались, пока, согласно достопамятному сравнению доктора Магмы, его главного послевоенного противника, герой не стал напоминать «полный мешок жирных котов». Всегда готовая иголка мисс Розы Сакуры активно задействовалась для обеспечения Эскаписта либерасеанским набором специализированных нарядов борца с преступностью, а Омар и Большой Эл начали открыто ворчать на предмет счетов, накопленных их боссом в результате экстравагантных расходов на супермашины, суперсамолеты и даже на «ручной работы костыль из слоновой кости», которым Том Мейфлауэр пользовался во время помпезных ночных свиданий.
Эскапист был страшно кичлив — порой читатели ловили его за тем, как прямо на пути борьбы со злом он останавливается, чтобы взглянуть на свое отражение в оконном стекле или пригладить волосы перед зеркалом в витрине аптеки. В перерывах между подвигами спасения Земли от злобных Всеядцев — в одном из поздних выпусков, #130 (март 1955 года) — Эскапист едва не сходит на мыло, при содействии шепелявого декоратора пытаясь подновить Замочную Скважину, тайное убежище под сценой «Империум-Паласа». Продолжая, как и всегда, надежно защищать слабых и опекать беспомощных. Эскапист, похоже, никогда не принимал своих приключений очень всерьез. Он проводил отпуска на Кубе, на Гавайях, в Лас-Вегасе, где однажды поделил сцену в отеле «Сэндс» не с кем иным, как с самим Владзиу Либерасе. Порой, никуда особенно не спеша, Эскапист позволял Большому Элу взять на себя управление Ключелетом, а сам тем временем листал глянцевый киножурнал с собственной фотографией на обложке. Фирменным знаком этого персонажа стали так называемые сюжеты Руби Голдберга — когда Эскапист, не меньше всех прочих утомленный тупой рутиной обламывания всевозможных преступников, намеренно ставил самому себе препятствия и вводил гандикапы, дабы с меньшей скукой отвращать угрозу со стороны очень большого, но все же конечного количества уродов с манией величия, натуральных демонов и рядового хулиганья, с которым он бился в послевоенные годы. Порой он заблаговременно договаривался сам с собой, скажем, разобраться с конкретной бандой преступников «голыми руками», а своей ныне непомерно возросшей физической силой воспользоваться лишь в том случае, если один из подонков произнесет какую-нибудь случайную фразу вроде «ледяной воды». Впрочем, если его уже чуть ли не размазывали по стенке, а погода стояла слишком холодная, чтобы хоть кто-то попросил стакан ледяной воды. Эскапист так лихо все организовывал, что бандиты в итоге неизбежно оказывались в грузовике, полном репчатого лука. В общем, он был сверхмощным, обвешанным мышцами клоуном.
Однако тот Эскапист, что царил среди гигантов планеты Земля в 1941 году, являл собой совсем иной тип личности. Он был серьезен, порой до абсурда. Худое лицо, плотно сжатые губы, глаза как холодные стальные заклепки, поблескивающие сквозь дырки в головном платке. Тот Эскапист был силен, но далек от неуязвимости. В принципе его можно было послать в нокаут, оглушить дубинкой, утопить, сжечь, забить до смерти, пристрелить. И его миссии были именно миссиями — в общем и целом он занимался только делом спасения. Ранние истории, со всеми кулачными драками и ревущими «штуками», по сути представляют собой рассказы о запуганных сиротах, обиженных крестьянах, нищих фабричных рабочих, которых обращают в слюнявых зомби их хозяева, производители оружия. Даже после того, как Эскапист пошел на войну, он проводил не меньше времени, заступаясь за невинных жертв из народов Европы, чем голыми руками связывая линкоры в морские узлы. Он служил живым щитом беженцам и не давал бомбам падать на малых детей. А всякий раз, как Эскапист стирал в порошок гнездо фашистских шпионов здесь, в США (например, компанию Диверсанта), он выдавал реплики, посредством которых Сэм Клей пытался помочь своему кузену вести войну. Скажем, вскрывая очередного винторылого «бронированного крота», полного немецких дуболомов, который пытался подкопаться под Форт-Нокс, он восклицал: «Интересно, что сказали бы те страусиные стратеги с головами в песках, если бы они такое увидели!» Сочетая в себе серьезность, совестливую сознательность и неистребимое желание убирать мусор, Эскапист был идеальным героем 1941 года, когда Америка проходила скрипучий и трудоемкий процесс вползания задом-наперед в ужасную войну.