— Был у него такой талант, — сказал Сэмми.
В свое время исчезновение Джо было потерей некоторым образом более подлинной, нежели та, которую обеспечивает смерть. Джо не был просто-напросто мертв — а следовательно, его вообще нельзя было обнаружить. Да, вышло так, что они по-настоящему его потеряли. Джо сел на корабль на Кубе — об этом факте существовало документальное свидетельство в виде медицинского рапорта о переводе со всеми соответствующими подписями и серийными номерами.
Но когда «Мискатоник» причалил в Ньюпорт-Ньюс, Джо на борту уже не было. Он оставил краткую записку. Хотя ее содержимое было засекречено, один из следователей ВМФ заверил Сэмми, что это не была предсмертная записка. Когда Сэмми после бесконечной поездки назад по США-1 вернулся из Виргинии, то обнаружил их дом в Мидвуде сплошь обвешанным развевающимися флагами. Роза испекла торт с надписью, которая приветствовала возвращение Джо домой. Этель купила себе новое платье и сделала прическу, героически позволив парикмахеру закрасить седину. Все трое — Роза, Этель и Томми — сидели в гостиной под гирляндами из гофрированной бумаги и горько плакали. В последующие месяцы им удалось выдвинуть все возможные разновидности самых диких теорий на предмет того, что случилось с Джо. Они цеплялись за каждую ниточку, прислушивались к каждому слуху о нем. Раз Джо у них не забирали, они никак не могли его отпустить. С годами, однако, интенсивность гнева Сэмми на Джо и на его беспардонное поведение неизбежно снизилась. Да, каждая мысль о потерянном кузене по-прежнему причиняла боль, но, в конце концов, так было уже целых девять лет.
— Он обучался в Европе искусству эскейпа, — объяснил Сэмми детективу Либеру. — Отсюда мы и взяли всю идею для Эскаписта.
— Я постоянно его читал, — сказал детектив Либер, после чего деликатно кашлянул и оглянулся на рисованные страницы и обрамленные обложки, что украшали кабинет Сэмми. На стене за спиной у Сэмми висела сильно увеличенная картинка в специальной рамке, взятая из рассказа, нарисованного Розой для «Пограничного комикса», единственной истории про супергероя, какой Роза когда-либо занималась. Там изображались Одинокий Волк и Недопесок в обтягивающих комбинезонах из оленьих шкур и волчьих головных уборах, обнимающие друг друга за плечи. Сверкающие лучи аризонской зари тянулись в небо позади них. Одинокий Волк говорил: «НУ ЧТО, КОРЕФАН, ДЕНЕК, ПОХОЖЕ, БУДЕТ ЧТО НАДО!» Роза сама увеличила рисунок и вставила его в рамку как раз к прошлому дню рождения Сэмми. Видны были даже точки литографии — крупные, как пуговицы, — и такой масштаб изображения странным образом придавал ему сюрреальную значимость.[12]
— Боюсь, я не так хорошо знаком с тем, чем вы занимались здесь, — сказал детектив Либер, с легкой озадаченностью разглядывая здоровенного Одинокого Волка.
— Мало кто знаком, — отозвался Сэмми.
— Уверен, это должно быть интересно.
— Не будьте так уверены.
Либер пожал плечами.
— Хорошо. Итак, вот чего я не понимаю. Зачем он захотел «совершить эскейп», как вы изволили выразиться? Ведь он только-только получил увольнение из ВМФ. Он побывал в том или ином чертовски пустынном месте. Насколько я слышал, ему там пришлось очень круто. Почему же он не захотел вернуться домой?
Сэмми ответил не сразу. Возможный ответ мгновенно пришел ему в голову, однако показался скоропалительным, и Сэмми придержал язык. Затем он еще немного поразмыслил и решил, что это вполне может быть верный ответ на вопрос детектива Либера.
— На самом деле у него уже не было дома, чтобы туда вернуться, — сказал Сэмми. — Вполне вероятно, именно так ему могло показаться.
— А его родственники в Европе?
— Все они погибли. Все до единого — его мать, отец и дедушка. Корабль, перевозивший его младшего брата в Америку, был торпедирован. Его брат был совсем еще мальчик, беженец.
— О господи.
— Да, все вышло довольно скверно.
— И с тех самых пор вы никогда и ничего не слышали о вашем кузене? Даже…
— Ни единой открытки. А я сделал массу запросов, детектив. Нанял частных сыщиков.
Нанял частных сыщиков. ВМФ провел доскональное расследование И ничего.
— А вы не думаете… Должно быть, вы обдумывали возможность того, что он уже умер?
— Может, он и умер. Мы с женой много лет обсуждали такую возможность. Но мне почему-то кажется… в общем, я просто думаю, что он жив.
Либер кивнул и засунул свой блокнотик обратно в карман аккуратного серого костюма.
— Спасибо, — сказал он, пожимая Сэмми руку. Затем Сэмми проводил его до лифта.
— Вы чертовски молодо выглядите для детектива, — заметил Сэмми. — Если не возражаете.
— Зато у меня сердце семидесятилетнего старика, — сказал Либер.
— Вы еврей? Если не возражаете.
— Не возражаю.
— Не знал, что евреев берут в детективы.
— Только начали, — сказал Либер. — Я вроде как опытный образец.
Лифт с громыханием встал на место, и Сэмми оттянул гремящую дверцу в сторону.
В кабине, в своем лучшем твидовом костюме, стоял тесть Сэмми. На пиджаке имелись эполеты, а твида там вполне хватило бы на полную экипировку двух шотландских охотников на куропаток. Четырьмя-пятью годами раньше Дылда Муму прочел курс лекций в «Новой школе» на предмет интимных отношений между католицизмом и сюрреализмом, озаглавленный «Суперэго, Эго и Дух Святой». Лекции вышли обрывочными, невнятными, плохо посещаемыми, однако с тех пор Зигги забросил свои прежние кафтаны и магистерские мантии в пользу более профессорского облачения. Все его колоссальные костюмы были пошиты, причем очень скверно, тем же самым оксфордским портным, который через пень-колоду одевал весь шерстяной цвет английского научного сообщества.