Читай Джо письма Розы по мере их прибытия, с промежутками в месяцы и недели, фальсификация даты рождения малыша Томаса могла бы ввести его в заблуждение. Однако, прочтенные сразу, внезапно — как некое непрерывное повествование, — эти письма выдавали как раз нужный объем нестыковок в оценке месяцев и вех, чтобы Джо кое-что заподозрил, после чего первоначальные уколы ревности и глубокая озадаченность поспешным браком Розы и Сэмми уступили место грустному пониманию. Письма были совсем как фрагменты старомодного романа — там нашлось место не только загадочному рождению и сомнительному браку, но также и паре смертей. Весной 1942 года старая миссис Кавалер умерла во сне в возрасте девяноста шести лет. А затем письмо, датированное концом лета 1943 года, вскоре после прибытия Джо на Кубу, сообщило ему о судьбе Трейси Бэкона. Вскоре после завершения второго сериала про Эскаписта («Эскапист и Ось Смерти») актер вступил в ряды ВВС и был направлен на Соломоновы острова. В начале июня бомбардировщик «либератор», в котором Бэкон исполнял обязанности второго пилота, был сбит во время воздушного налета на Рабаул. В самом низу письма, последнего в пачке, имелся краткий постскриптум от Сэмми. «Привет, братишка» — вот и все, что там было сказано.
До этих самых пор Джо твердил себе, что похоронил свою любовь к Розе в той же самой глубокой дыре, где он запрятал свою скорбь по погибшему брату. Роза была права. Сразу же после смерти Томаса Джо обвинил ее не только в том, что она представила его Герману Гофману с его треклятым кораблем, но также, более смутно и вместе с тем более жестко, в том, что Роза обманом увела его в сторону от единственной достойной цели. Цель эта, упорная культивация чистого и стойкого гнева, отмечала первые годы изгнания Джо из Праги. Он практически бросил сражаться, позволил своим мыслям фатальным образом отойти от войны, предался соблазнам Нью-Йорка, Голливуда и Розы Сакс — и был за это наказан.
Он практически бросил сражаться, позволил своим мыслям фатальным образом отойти от войны, предался соблазнам Нью-Йорка, Голливуда и Розы Сакс — и был за это наказан. Хотя потребность (точнее, способность) винить во всем Розу со временем прошла, обновленная решимость и жажда мести, прибавившая в интенсивности, пока Джо снова и снова разочаровывали непостижимые планы ВМФ США, так наполнили его сердце, что он посчитал свою любовь окончательно потушенной подобно тому, как больший костер может потушить меньший, лишив его кислорода и горючего. Теперь же, вернув последнее письмо в пакет, Джо почти заболел тоской по миссис Розе Клей с Ван-Пелт-стрит, что в бруклинском Мидвуде.
Сэмми как-то рассказывал Джо про капсулу, захороненную на Всемирной ярмарке. Характерные предметы того места и времени — несколько нейлоновых чулок, экземпляр «Унесенных ветром», кофейная чашка с Микки Маусом — тогда погребли под землей, чтобы люди какого-нибудь будущего сияющего Нью-Йорка нашли их и подивились. Теперь же, когда он пробился сквозь тысячи слов, написанных ему Розой, пока ее хрипловато-жалобный голос звучал у него в ушах, из какой-то глубокой шахты внутри Джо вдруг словно бы оказались извлечены погребенные там воспоминания о Розе. Пломба на капсуле была сломана, застежки отброшены, крышка раскрыта, и с призрачным ароматом ландыша и порханием мотыльков Джо вспомнил — нет, не просто вспомнил — в последний раз позволил себе насладиться тяжестью ее липкой ляжки, наброшенной ему на живот в середине жаркой августовской ночи, ее дыхание у него на макушке и нажим ее груди ему на плечо, пока Роза делала ему прическу на кухне квартиры на Пятой авеню, потрескивающие отблески квинтета «Форель», играющего на фоне, пока ее влагалище, роскошно припахивающее жженой коркой, благоухало в праздные часы в доме ее отца. Джо вспомнил сладкую иллюзию надежды, которую любовь к Розе ему принесла.
Закончив с последним письмом, он сунул его обратно в конверт. А затем вернулся к пишущей машинке Бересклета Флира, изъял оттуда оставленное им заявление и аккуратно положил его на стол. Наконец Джо закатал в машинку чистый лист и напечатал:
Для миссис Розы Клей из Бруклина, США.
Дорогая Роза!
Ты ни в чем не виновата. Я вовсе тебя не виню. Пожалуйста, прости мне мое бегство и помни меня с той же любовью, с какой я помню тебя и наш золотой век. Что же касается ребенка, который может быть только нашим сыном, то я хочу
На сей раз Джо не смог придумать продолжения. Его поразило, как все-таки может повернуться жизнь, как вещи, которые когда-то, казалось, так его заботили — по сути, вокруг него вращались, — теперь будто бы не имели к нему ровным счетом никакого отношения. Имя малыша и серьезный взгляд его широко раскрытых глаз на фотографии вонзились в какое-то место внутри Джо, такое измученное и больное, что ему вдруг показалось смертельной опасностью слишком долго размышлять об этом ребенке. Поскольку вернуться живым из вояжа в «Йотунхайм» Джо в любом случае не планировал, он сказал себе, что мальчику будет гораздо лучше без него. Сидя за столом своего покойного командира, Джо раз и навсегда принял решение о том, что в том совершенно невероятном случае, если его план пойдет наперекосяк, и он невесть как окажется все еще живым в конце войны, он никогда не будет иметь ничего общего ни с кем из них — а в особенности с этим серьезным и счастливым американским мальчиком. Вытащив незаконченное письмо из пишущей машинки, Джо вложил его в конверт, заклеил и напечатал там фразу: «Вскрыть также в случае и моей смерти». Затем он положил конверт под тот, в котором свою последнюю волю изложил командир Флир. После этого он крепко завязал конверт с письмами и фотографиями от Розы и кинул его во всепожирающую пасть Уэйна. Наконец Джо взял свой спальный мешок и пошел в радиорубку посмотреть, не удастся ли ему настроиться на «Радио-Йотунхайм».