Часть VI
Лига золотого ключа
1
Собравшись разбудить Томми в школу, Сэмми обнаружил, что мальчик уже встал и примеряет перед зеркалом черную наглазную повязку. Вся мебель спальни, гарнитур от Левица — кровать, туалетный столик, зеркало и комод с ящиками, — имела морскую тематику. Задняя стенка комода была оклеена навигационной картой Дальних Берегов, латунные ручки ящиков имели форму штурвалов, а зеркало украшал крепкий канат. Наглазная повязка выглядела здесь не так уж неуместно. К тому же Томми пробовал корчить в зеркале зверские пиратские рожи.
— Уже встал? — спросил Сэмми.
Томми чуть было не выпрыгнул из пижамных штанишек — его всегда легко было испугать. Затем мальчик сдернул повязку с взъерошенной головы и, густо краснея, отвернулся от зеркала. Оба глаза были у него на месте — ярко-голубые, со слегка припухшими кромками век. Да и со зрением у Томми никаких проблем не имелось. Вот мозг мальчика представлял для Сэмми определенную загадку, однако зрение у него было в полном порядке.
— Не знаю, как все получилось, — сказал Томми. — Я просто взял и проснулся.
Он сунул наглазную повязку в карман пижамной курточки. Всю пижаму украшали тонкие красные полоски и крошечные синие орнаментальные щиты. Сэмми носил такую же, только с красными щитами и синими полосками. Идея принадлежала Розе. Она считала, что ношение таких парных пижам должно взлелеять ощущение связи между отцом и сыном. Как подтвердят любые два человека, когда-либо одевавшиеся в подобные пижамы, идея Розы работала с поразительной эффективностью.
— Весьма необычно, — заметил Сэмми.
— Я знаю.
— Обычно мне приходится взрывать динамитную шашку, чтобы тебя поднять.
— Да, правда.
— Как же ты в этом на свою маму похож. — Роза все еще нежилась в постели, погребенная под лавиной подушек. Страдая от бессонницы, она редко засыпала раньше трех-четырех. Зато когда она все-таки засыпала, поднять ее было практически невозможно. Так что задача провожать Томми по утрам в школу ложилась на Сэмми. — Если вдуматься, ты только в свои дни рождения рано встаешь, — продолжил Сэмми, позволяя прокурорской нотке закрасться в свой голос. — Или когда мы в поездку отправляемся.
— Или когда мне должны сделать укол, — с готовностью добавил Томми. — У врача.
— Ну да. — Сэмми обтирал плечом дверной косяк, стоя наполовину в комнате, наполовину в коридоре, но теперь он подошел, чтобы встать рядом с Томми. Испытав побуждение положить ладонь на плечо мальчику и оставить там ее увещевающую отцовскую тяжесть, он в конце концов просто сложил руки на груди и взглянул на отражение серьезной мордочки Томми в зеркале.
— Сэмми обтирал плечом дверной косяк, стоя наполовину в комнате, наполовину в коридоре, но теперь он подошел, чтобы встать рядом с Томми. Испытав побуждение положить ладонь на плечо мальчику и оставить там ее увещевающую отцовскую тяжесть, он в конце концов просто сложил руки на груди и взглянул на отражение серьезной мордочки Томми в зеркале. Как ни мучительно было Сэмми это признавать, но он уже не чувствовал себя комфортно рядом с мальчиком, которого все прошедшие двенадцать лет был обязан звать своим сыном и с радостью это делал. Раньше Томми всегда был просто луноликим малышом, внимательным и послушным, но в последнее время, когда его мягкие каштановые кудри стали превращаться в черные проволочные петельки, а нос по собственной инициативе принялся отважно высовываться вперед, в чертах его лица начало скапливаться нечто, вскоре обещавшее развиться в откровенную привлекательность. Томми уже перерос свою мать и был почти одного роста с Сэмми. Он занимал в доме все больше объема, давил все большей массой, передвигался непривычными способами и отдавал незнакомыми ароматами. Сэмми вдруг стал обнаруживать, что когда Томми проходит мимо, он невольно слегка отступает, освобождая ему дорогу. — Послушай, у тебя на сегодня… ничего такого не запланировано?
— Нет, папа.
Томми явно пребывал в шутливом настроении.
— Значит, никаких походов к «глазному доктору»?
— Ха-ха, — отозвался мальчик, морща нос в не слишком удачной имитации веселья. — Брось, папа.
— Что брось?
— Вообще-то мне пора одеваться. Я в школу опоздаю.
— А по-моему, ты как раз что-то такое замышляешь.
— Нет, не замышляю.
— Если бы ты что-то такое замышлял, мне бы пришлось тебя цепью к ножке кровати приковать. Ведь ты это понимаешь.
— Я просто играл с наглазной повязкой. Только и всего.
— Ладно.
— Я не собирался делать ничего скверного. — Последнее слово голос Томми сплошь обставил вопросительными знаками.
— Рад слышать, — сказал Сэмми. Томми он не поверил, однако свои сомнения постарался скрыть. Ему вообще не нравилось враждовать с мальчиком. Сэмми работал пять длинных дней в неделю, да еще приносил работу на выходные. И терпеть не мог тратить на споры те краткие часы, которые он проводил с мальчиком. Сейчас Сэмми пожелал, чтобы Роза не спала. Тогда он смог бы спросить ее, что делать с этой наглазной повязкой. Ухватив Томми за волосы, Сэмми, отдавая бессознательную дань родительским привычкам своей матушки, яростно затряс голову мальчика из стороны в сторону. — Полная комната игрушек, а ты с десятицентовой наглазной повязкой от Шпигельмана дурачишься.