Все изменилось в день, когда решили обчистить фазенду, как выразился наш бригадир, 'одного ученого чудика'. Кто-то из разведчиков заметил там предметы старины. Мы не очень хорошо разбирались в антиквариате, но даже последний из 'джентльменов удачи' прекрасно знает, что за древние вещички можно неплохо выручить, даже если скупщик краденого и даст за них всего четверть истинной цены.
Когда тонкая струйка горизонта, окрашенная закатившимся солнцем в красный цвет, погасла совсем, мы были на месте. Как доложила разведка, 'чудик' живет один, и дом его на отшибе, удивительно только, как наши конкуренты до сих пор не обратили на него внимание. Перемахнуть через невысокую изгородь для нас не составило никакого труда, так же как и вскрыть оконную раму в гостиной. Я и Эстебан проникли внутрь, остальные должны были караулить снаружи и упаковывать подаваемые нами вещи. Первым делом я ухватил со стола массивную бронзовую пепельницу, за ней последовала японская статуэтка и резная шкатулка с комода. Не побрезговали и предметами вполне современными, но также имеющими ценность — ноутбуком, например.
Возможно, если бы все прошло гладко, мы отметили бы тот день грандиозным банкетом в нашем узком кругу, однако судьба распорядилась иначе: похоже, Эстебан, забравшийся в шкаф, дотронулся до системы сигнализации. Внезапно ожило стоявшее на шкафу чучело кондора: глаза его зажглись, птица расправила крылья и издала хриплый клекот. Где-то далеко запищала полицейская сирена. Рванувшись по направлению к спасительному окну, я зацепился за ножку кресла и растянулся на полу. Эстебану повезло больше, ему удалось выскочить. С криком 'Спасайся, фараоны!' мои товарищи бросились врассыпную. В темноте — фонарик погас при падении — да еще с ушибленной ногой далеко уйти я не мог, и вскоре был схвачен. Дальше — само собой: полицейский участок, кутузка, допросы и, наконец, суд. Я взял всю вину на себя, хотя даже совсем тупой полисмен догадался бы, что орудовало несколько человек — слишком много следов осталось. Поэтому мне бессмысленно было рассчитывать на благосклонность судей, и тем больше стало мое удивление, когда узнал, что меня приговаривают всего лишь к условному сроку и исправительным работам. Как выяснилось, за меня замолвил словечко тот, кого мы собирались ограбить, и именно у него предстояло отрабатывать наказание.
Я подумал, что тюрьма едва ли исправит тебя, скорее наоборот, сказал он, поэтому хочу дать тебе шанс. Если работа, которую ты будешь выполнять, придется по душе, то сможешь продолжить заниматься ею и дальше — разумеется, с получением жалования. А если проявишь старательность и заинтересованность, со временем сможешь выбиться в люди.
Выбиться в люди! Надо ли говорить вам, что это означало для обитателя фавелы? Судьба очень многих из моих 'коллег' оказалась трагичной — кто в тюрьме, кто на кладбище. Чтобы пересчитать тех, чья жизнь оборвалась от ножа конкурентов, или пули полицейского, или передозировки наркотиков, мне не хватит пальцев на обеих руках — и это только кого я знал лично! В моей душе появился луч надежды, тем более что работа, которую пришлось выполнять, оказалась несложной — я должен был ездить по библиотекам, книготорговцам, антикварным лавкам — делать ксерокопии, спрашивать поступления новых книг — не только свеженапечатанных, но и сдаваемых в букинистические отделы, сверять по старым каталогам разный хлам, поступающий к торговцам старьем, ну и еще закупать необходимые вещи и продукты. Увидев в том шанс, своим приятелям я дипломатично объяснил, что на время действия условного срока не собираюсь ввязываться в сомнительные авантюры. Поскольку я взял всю вину на себя — а в нашей среде это считается героизмом, — бригадир не стал возражать, посоветовал только не забывать старых друзей.
Дон Мануэль де Таргеда, мой хозяин, оказался хорошим человеком, обращался со мной как с приемным сыном. Своей семьи не имел, жил отшельником, а я никогда не задавал вопросов на эту тему. Вначале полагал, что он или ученый-историк, или писатель, сочиняющий приключенческие романы. Однако вскоре некоторые события показали, что здесь не все так просто!
О кондоре я уже упоминал. Чучело, как однажды втихаря проверил, делая вид, что смахиваю с него пыль, не было подключено ни к какой сигнализации.
Чучело, как однажды втихаря проверил, делая вид, что смахиваю с него пыль, не было подключено ни к какой сигнализации. Потом заметил другую странность — в ненастные дни хозяин любил зажигать камин, просто дуя на него. В другой раз дон Мануэль решил отправить кому-то одну из своих безделушек, упаковал ее в картонную коробочку и обвязал прочной веревкой. Отправляясь в магазин, я хотел прихватить ее с собой отнести на почту, но хозяин сказал, что того не требуется, и молитвенно воздел руки кверху. Я машинально тоже поднял глаза, а когда оглянулся — посылки на том месте уже не было. А еще как-то видел вообще невообразимое — он сидел в своем кресле-качалке, глядя на стол, на котором стоял ноутбук, тот самый, который мы пытались спереть — его бросили в саду, спасаясь бегством, — клавиши нажимались сами собой, и на экране набирался текст, в то время как дон Мануэль преспокойно курил трубку. Теперь-то, конечно, я знаю, в чем дело, а тогда мысль мелькнула — уж не связался ли с нечистой силой. Однако хозяин не требовал с меня клятв на крови, богохульствования или исполнения каких-либо зловещих обрядов, да и в доме не было ничего, что указывало бы на занятие чернокнижием. Заметив мой интерес, дон Мануэль признался, что иногда балуется магией и может научить паре нехитрых фокусов. Однако если я желаю стать профессиональным чародеем, то мне понадобится другой учитель, а лучше всего — обучение в Академии Волшебства.
Ясновидящие, астрологи и маги у нас в Бразилии, как, наверное, и в большинстве других стран, без дела не пропадают, и заниматься оккультными 'науками' куда лучше, чем таскать тюки в порту или управлять дерьмовозом. Вскоре после того, как я дал согласие, в гости к дону Мануэлю пожаловал другой волшебник — молодой, всего лет тридцати. Он критически посмотрел на меня и попросил прикоснуться к амулету в форме гексаграммы с бесцветным камнем внутри. Как только я дотронулся до него, он засветился тусклым голубоватым светом. Хозяин сказал, что у меня есть магический потенциал, пусть и не очень высокий, однако если буду прилежно учиться, вполне смогу стать бакалавром магических искусств. Так и оказался здесь.