Исследования определенно открывали новые поля для европейского воображения, широко распахивая, как выразился Райдер Хаггард, «ворота из слоновой кости и жемчуга, которые ведут в благословенное царство романтики».
Романтика тоже формировала реальность. Когда Хаггард писал «Копи царя Соломона» (1885), он использовал описание африканских пейзажей Томпсона. Роман, в свою очередь, обеспечил британское Министерство иностранных дел древним языком, который показался подходящим для общения с монархом матабеле Лобенгулой.
Как и многие авторы, действие романов которых происходило в отдаленных уголках и на границах империи, Хаггард верил «в божественное право великого цивилизующего народа — то есть в божественную миссию».
Лучшие авторы были менее в том уверены. Классическое воплощение Африки Джозефа Конрада в «Сердце тьмы» (1899) в высокой степени амбивалентно. С одной стороны там описан зеленый кошмар, который населен черными варварами, нуждающимися в белой цивилизации. С другой стороны, Конрад показывает хрупкость цивилизации и утверждает: империализм — это по большей части «просто воровство с насилием, усугубленное убийством в огромном масштабе». Важно то, что он начинает рассказ с поразительного изображения строителей империи, которые столкнулись со смертью и деморализацией в чужой и непонятной пустоши. «Высаживаешься в болоте, проходишь сквозь леса, и в каком-то удаленном от моря, находящемся в глубине страны порту чувствуешь дикость, абсолютную дикость, всю эту таинственную жизнь дикой местности. Она шевелится в лесу, в джунглях, в сердцах диких людей».
Однако Конрад говорит здесь не о викторианских исследователях на Конго, а о римских легионерах на Темзе. Этот набросок покорения Британии является двусмысленной прелюдией к ужасу, который разворачивается в Центральной Африке. Он подтверждает и силу, и быстротечность империи.
Конрад, который редко позволял своим предрассудкам сузить перспективы, рассматривал первопроходцев империи под необычным углом. Он писал, что фермы и дома Кента вскоре опустеют, «если множество таинственных негров, вооруженных всеми видами вызывающего страх оружия, внезапно начнут путешествовать по дороге между Дилом и Грейвсендом, ловить деревенских жителей справа и слева, чтобы те тащили за них тяжелые грузы». Это было яркое видение последствий исследований Африки того времени.
Такой условный образ мышления был непонятен и неприемлем для Сэмюэля Уайта Бейкера. Он являлся типичным исследователем, который в 1864 г. обнаружил озеро Альберта — «море ртути» в высокой саванне, один из гигантских резервуаров, питавших Египет.
Бейкер унаследовал богатство, которое его семья заработала на сахарных плантациях. Соответственно , он был жесток в попытках властвовать над природой и «местными». Внешне этот человек напоминал медведя, отличался грубыми резкими манерами, был угрюм и неприветлив, носил густую черную бороду, и в первую очередь являлся охотником и любителем приключений. Никто больше до такой степени не любил убивать дичь. (Разве что Джон Ханнинг Спек, который открыл озеро Виктория и любил есть нерожденных детенышей беременных животных, которых убивал). Никто не знал лучше, как добывать рыбу, кожу крокодила и игуаны, как отхлестать капитана судна за лень, избавиться от лихорадки при помощи картофельного виски, жить на вареной голове гиппопотама (которая, если подать ее с нарезанным луком, солью и стручковым кайенским перцем, «полностью затмевает мясистые части туши»), и оставаться чистым в дикой местности при помощи портативной «ванны, этой эмблемы цивилизации».
В 1850-е гг. Бейкер пытался нести цивилизацию на Цейлон. Он основал экспериментальную деревню в горах, сам стал помещиком, завез английских ремесленников и рабочих, выписал растения и животных, среди них — племенную даремскую корову и свору английских гончих. После многих неудач поселение стало процветать, и Бейкер сделал вывод, что Цейлон, несмотря на заразно сонное и апатичное колониальное правительство и бородатых местных жителей в юбках, являлся «раем Востока».
В 1860-е гг. он нацелился завоевать истоки Нила для Англии. Он этого добился, по крайней мере, частично и метафорично, после ужасающего путешествия на юг из Хартума. Бейкер прошел Сад — самое огромное в мире болото, возникшее в результате ничем не сдерживаемого трансконтинентального течения Нила. Оно было полно тростников, папируса и гниющей растительности, являлось Саргассовым морем пустоши. Там жило множество крокодилов, гиппопотамов и комаров. Это была илистая и вязкая, кишащая всякими вредоносными тварями и растениями нездоровая земля эпидемий и смерти.
Бейкер и его красивая жена, венгерка-блондинка, перенесли болезни. Они встретили каннибалов и боролись с неподчинением и побегами своих носильщиков. Их обобрали арабские работорговцы и ограбили аборигены из племени буньоро. Бейкер негодовал из-за унижений, которые они понесли от «этих всемогущих негров», которых он считал еще более звероподобными и тупыми, чем обезьян, и менее благородными, чем собак. Он считал, что попытка обратить их в христианство обречена на провал. «Вы можете с таким же успехом попытаться превратить смолу в снег, как убирать темное пятно язычества».