Британцы научились у индусов привычкам к умыванию, их прачки все время были заняты работой. Целые поколения, возвращаясь домой, испытывали отвращение от «немытости кожи и одежды англичан». Сари когда-то рекомендовали как восточные тоги. Но, хотя английские женщины придерживались фасонов Пиккадилли, на них влияли и местные. Гонория Лоуренс «чувствовала себя очень неуютно в присутствии местных жителей, будучи с непокрытой головой».
Белые женщины теперь часто наблюдали за торжественными приемами (на которых их мужчины снимали обувь) из-за экрана, защищенные, словно обитательницы зенаны от взглядов чужих мужчин.
Также обычаи страны отражал рост «движения усатых». Некоторые британские офицеры начали отращивать усы во время Наполеоновских войн. Похоже, они по большей части делали это имитируя самодовольных пижонов-французов, а те придерживались испанской точки зрения: святоша — это решительный человек. Очевидно, их усы были «необходимыми аксессуарами Террора».
Мода стала обязательной в Индии, где бороды считались священными, а усы являлись символом мужественности и мужской силы. Индийцы смотрели на чистые лица англичан с удивлением и презрением, считая их не мужественными, кастрированными бритвой. Поэтому в 1831 г. 16-й уланский полк радостно приветствовал приказ, разрешающий носить усы.
Но битва за эти «воинственные аксессуары» еще не была выиграна. В 1843 г. «большие усы» Джеймса Эбботта вызывали поднятие бровей, несмотря на его доблестные подвиги в качестве политика и офицера на северо-западной границе. Такие щетинистые длинные усы, подкрученные вверх, которые носили «вульгарные умники», все еще считали чужеродными пристрастиями. А когда лорд Дэлхауси в роли генерал-губернатора с пренебрежением высказался о «волосяном украшении» в 1849 г., усы слетали, словно листья в октябре.
Но они вскоре снова появились, когда такие печатные органы, как «Навал энд милитари газетт» и «Агра мессенджер» провели соответствующую кампанию. В 1854 г. усы сделали обязательными для европейских солдат бомбейской армии «Ост-Индийской компании». Их с энтузиазмом приняли и в других местах. Например, Королевские Дурбинские рейнджеры сразу же прекратили брить верхнюю губу, а «Меркьюри» сделала им комплимент в связи с улучшившимся внешним видом. Несмотря на дальнейшую оппозицию, мода стала фетишем и военным искусством.
Усы религиозно культивировали и подвергали суровой дисциплине, введенной указами королевы. Их расчесывали и помадили. Фолликулы смазывали запатентованными растворами для лучшего роста волос, например «Эре формула», «Эллиоте тоник лосьон» и «Олдриджес балм оф Колумбия». Роскошных фигурных стрижек добивались при помощи железных щипцов для завивки. Во время и после Крымской войны парикмахеры рекламировали различные образцы у себя в окнах — к примеру, «реглан» и «кардиган». Последний был «удивительным вариантом, который попеременно то расширялся, то сужался».
Усы подстригали и обрабатывали, пока они либо не начинали закругляться, как сабли, либо не ощетинивались, словно штыки. Кончики смазывали воском и приподнимали вверх, чтобы стояли.
Имитируя военных, гражданские лица тоже начали покрывать растительностью верхнюю губу. Фридрих Энгельс высмеивал англо-ирландских аристократов с «огромными усами под колоссальными рисскими носами». К 1890-м гг. мужественная бахрома «стала признаком каждого успешного щеголя и донжуана».
По различным причинам моряки и священники игнорировали моду, но ее ревностно охранял бомонд. Господа эдуардианских времен осуждали слуг, которые, словно обезьяны, копировали «модные стрижки» своих хозяев. Нельзя было разрешать ничего, что обесценило бы этот отличительный знак военных, который достиг апофеоза в усах лорда Китченера, напоминавших перекрещивающиеся ятаганы. Они достигли статуса иконы, помещенные на знаменитый постер, призывавший новобранцев во время Первой Мировой войны. Так усы стали эмблемой империи, грубо говоря, имеющей общую границу с Индией, но по большей части позаимствованную оттуда. Так римляне взяли привычку носить штаны у варваров.
Но крошечная британская каста, сама по себе временная, официальная и разделенная на строгую иерархию, становилась все более и более расистской в 1830-е гг. Как отмечал один французский обозреватель, англичанин появлялся перед местными только «каким-то образом находясь выше и имея более роскошный вид. А если кто-то из местных обращался к нему не «ваше высочество», ему преподавался очень суровый урок по манерам».
Домашних слуг регулярно били, и высокий статус не защищал от насилия со стороны белых в других местах. Любого индуса мог ударить ногой «помощник плантатора или заместитель подрядчика на железной дороге, дорогу перед которым он случайно пересек».
Дела ухудшились после восстания сипаев. Американский путешественник в Индии был «поражен, увидев, как все кланяются нам на улице». Он же отмечал: «Богатый местный житель недавно едва избежал удара плетки». Этот человек не остановил свою карету, чтобы уступить место британскому офицеру, который ехал по той же дороге.
Генерал Баден-Пауэлл внес улучшения в принятые правила, утверждая: «Обычно негры кажутся мне раболепствующими негодяями. Когда вы едете или идете пешком по середине дороги, каждая повозка, телега или карета должна остановиться и уйти с вашего пути, а каждый местный житель, проходя мимо вас, должен отдать честь. Если он идет под зонтиком, то должен его опустить, если он едет на лошади, то должен спрыгнуть на землю и салютовать. Более того, им следует делать то, что вы им скажете. Если вы на дороге встречаете человека и приказываете ему почистить вам ботинки, ему придется это сделать».