Однако Веленски, федеральный премьер-министр, пытался убедить правительство «тори» в Лондоне дать Федерации Родезии и Ньясаленда статус доминиона на основании увеличившегося черного представительства. При этом лейбористская оппозиция теперь поддерживала лозунг «Никакой независимости до правления большинства».
К северу и югу от Замбези националистическая оппозиция выкристаллизовалась вокруг демократического принципа. В Солсбери ее возглавлял Джошуа Нкомо, в Лусаке — Кеннет Каунда, а в Ньясаленде — Гастингс Банда. Последний вернулся домой в 1958 г. после работы врачом в Англии на протяжении такого долгого времени, что почти забыл родной язык. Но его приветствовали, как «нашего махатму, нашего мессию, нашего Спасителя». Его переведенные речи, экстравагантное ораторство, предназначенное для толпы и направленное против «глупой и дьявольской Федерации», вызывало дикий энтузиазм. Банда произносил речи, надев фетровую шляпу и костюм-тройку.
Беспорядки распространялись, как пожар по вельду. Сопротивление Федерации Родезии и Ньясаленда всегда было более яростным на двух северных территориях. Теперь же Ньясаленд, как казалось, находится на грани восстания. Более того, ходили слухи, что Банда планирует отравить восемь тысяч белых, проживающих в стране, при помощи сорока тонн мышьяка.
Про организацию Каунды говорили, что она напоминает банду из Чикаго, известную, как «Убийство Инкорпорейтед». В начале 1959 г. на всех трех территориях было объявлено чрезвычайное положение. Лидеров чернокожих арестовали, включая Каунду и Банду (которого отправили в Южную Родезию в пижаме). Нкомо (а он, как обычно, находился за границей) не арестовали, в отличие от сотен поддерживающих этих лидеров людей.
Националистические партии были запрещены. Войска помогали подавить последовавшие беспорядки. Пятьдесят участников демонстрации убили после задержания Банды и его помощников. Операция имела кодовое название «Восход солнца» — словно ответный укол обещанному лидером восходу свободы (квача). Белые на юге угрожали «все сделать сами», и Уайтхед принял ряд мер, дав своему правительству диктаторскую власть и ужасающе урезав свободу слова и собраний. В конце концов, сэр Роберт Тредголд, главный федеральный судья, подал в отставку, выразив протест и утверждая: несмотря на прекрасный ум, Уайтхед страдает от «умственной близорукости». Его законодательство перечеркнуло положения Декларации прав человека одно за другим, создавалось «полицейское государство». По крайней мере, одна газета белых согласилась с этим, заявляя: новые законы означают тоталитарную Родезию. Англиканский архиепископ нашел в них эхо гитлеровского режима.
Хотя Уайтхед мог таким образом сдерживать чернокожих националистов на юге, сопротивление белому правлению усилилось на северных территориях. Когда губернатор Ньясаленда сэр Роберт Армитедж надеялся, что заключение Банды в Гвело обеспечит политическое затишье на два года, «Гардиан» ответила: «В таком случае вполне можно просить Замбези прекратить течь на два года».
Наблюдалось смятение и в Лондоне, где Леннокс-Бойд считал: крутые меры в Ньясаленде привели к заговору с целью устроить бойню белых. В тщетной попытке навести порядок и успокоить людей британское правительство назначило комиссию для расследования чрезвычайного положения. Ее возглавил лорд Девлин. В дальнейшем Макмиллан оспаривал выбор этого судьи высокого суда и спрашивал: «Разве он не является ирландцем, отошедшим от церкви, некогда исповедовавшим католичество, а также калекой?» Конечно, Девлин представил отчет, который премьер-министру было неприятно читать, хотя там и одобрялись действия вместо сложения полномочий в Ньясаленде. В нем отвергался «заговор с целью убийства», как удобная «обложка» для рассказа, придуманного в оправдание репрессий. Отчет подтверждал: службы безопасности обычно запугивали, били и другими способами демонстрировали плохое отношение к африканцам. Сожжение домов и другие коллективные наказания, налагавшиеся по веским административным причинам, по словам колониального правительства, считались прямым нарушением закона. В отчете делался ужасающий вывод о том, что «Ньясаленд — это полицейское государство (несомненно, временное), где для любого человека небезопасно выражать одобрение политики партии Конгресса».
Летом 1959 г. британские министры провели срочное обсуждение вопроса о том, как «события в Ньясаленде можно сравнить с восстанием «мау-мау» или, что поразительно, с восстанием сипаев в Индии». В итоге они отвергли отчет Девлина.
Макмиллан поздравил свой «мужественный кабинет», а Аневрин Беван осудил «отвратительный и подлый Парламент». Веленски тоже отверг Девлина, обвинив его в сильной враждебности к Федерации Родезии и Ньясаленда. Один журналист сравнил Веленски с римским губернатором Светонием, отказавшимся принять вердикт комиссии Нерона, которая нашла, что Британия понесла достаточно наказаний после восстания Боадикки.
Несомненно, Девлин мобилизовал боевой дух Веленски, но, что еще важнее, он склонил Макмиллана к политике умиротворения в Африке. Макмиллан оценил вес враждебности чернокожих к Федерации Родезии и Ньясаленда. Он опасался, что северные территории могут стать кровавым британским Алжиром. Премьер признавал, что южные поселенцы обдумывают «чаепитие в Солсбери», включающее скорее отделение, чем объединение.