На протяжении 1947 г. удача отвернулась от Британии. В начале года Бевин сожалел, что его соотечественники утратили волю и навыки, чтобы жить, соответствуя своим имперским обязанностям. Без ресурсов Ближнего Востока он не видел «никаких надежд на способность достичь стандартов жизни, к которым мы стремимся в Британии». Поскольку он не смог достичь согласия ни с евреями, ни с арабами, пришлось передать вопрос о Палестине на рассмотрение в ООН, которая сменила Лигу Наций, ранее контролировавшую подмандатные территории. «Бевин сдается и признает себя побежденным», — написал Дин Ачесон, заместитель американского госсекретаря. На самом деле Бевин считал, что ООН создаст в Палестине одно государство, а Великобритания станет действовать там в качестве третейского судьи.
Но министр явно уступил инициативу. Результат его удивил. Казалось, что Сталин хочет сломать слабое звено в цепи имперской обороны Британии, поскольку Россия неожиданно взяла сторону Америки и проголосовала за раздел Палестины. Так поступил и ряд стран меньшего размера, ответив на сильное еврейское и американское давление. Поэтому 29 ноября 1947 г., несмотря на арабскую оппозицию и британское воздержание при голосовании, Генеральная ассамблея большинством голосов приняла резолюцию, разделяющую Святую Землю на два государства. Евреи получили Восточную Галилею, большую часть плодородной прибрежной равнины и пустыню Негев, а также порт на Красном море. Арабам выделили Иудею, Самарию, большую часть Галилеи, Газу и регион вокруг Акры. Иерусалим должен был стать центром анклава ООН.
Бевин считал, что раздел очень несправедлив по отношению к арабам, поэтому отказался его навязывать. 11 декабря Великобритания подтвердила свое решение, объявленное ранее (которому почти никто не верил): она покинет Палестину. Более того, по настоянию Эттли, который имел в виду индийскую модель, была установлена дата ухода. Будь то хаос или кровопролитие, британцы сдадут мандат 15 мая 1948 г. Когда Бевин услышал, что Королевские ВВС хотят остаться и удерживать мир, он ответил резко: «Если они хотят остаться, то им придется остаться в воздухе в вертолетах».
Исход отметил новую стадию в дезинтеграции Британской империи. Главный судья Палестины сожалел: «Это определенно новая техника в нашей имперской миссии — уходить и оставлять чайник, который мы поставили закипать на огне… Индия, Бирма, а теперь Палестина! Можно ли сомневаться в уроке? Социалистический сентиментализм в Англии вызвал больше смертей и несчастий среди простых людей, чем все проявления нашей так называемой империалистической экспансии с тех пор, как древний британец впервые спустил сделанную из шкур лодку на воды Ла-Манша».
Последние шесть месяцев мандата оказались особенно разрушительными для морального духа и престижа Великобритании. Когда усилились враждебные действия между евреями и арабами, последний верховный комиссар сэр Алан Каннингхэм умыл руки, не желая хоть как-то участвовать в конфликте. Он тайно симпатизировал сионистам, но должен был оставаться нейтральным и использовать силу только в случае угрозы жизням британцев.
Каннигхэму требовалось управлять Палестиной до конца, не передавая полномочия никакой другой власти. Представителей ООН не пускали, поскольку британцам в таком случае пришлось бы их защищать. Они подействовали бы, как повивальная бабка разделения, которое арабы нацеливались не допустить. Главный секретарь министра финансов сэр Генри Гурни сравнил задачу с обрубанием ветки, на которой сидишь. Сам Каннингхэм жалобно спросил у Крич-Джонса: «Должен ли последний солдат, который провожает последний локомотив в паровозное депо, запереть дверь и оставить ключ у себя?»
Верховный комиссар и его штаб пытались поддерживать иллюзию непрерывности, они то открывали британский спортивный клуб в Иерусалиме, то запрещали открытие танцплощадок рядом с Галилейским морем. Но когда все подверглось атаке — железные дороги, суды, газеты, больницы, резервуары, скотобойни, — стало ясно: у британцев есть ответственность, но нет власти. Как отметили и американцы, и евреи, в руках социалистов Эттли империя, судя по всему, теряла хватку.
Это положение дел было особенно отвратительным для армии и полиции. Они передали контроль над Тель-Авивом и Яффой соответственно евреям и арабам. Британцы повсюду вмешивались все меньше и меньше, за исключением случаев самообороны. Например, когда арабы сожгли еврейский коммерческий центр в Иерусалиме, британские солдаты стояли вокруг своих зеленых бронемашин, курили и снимали происходящее на фотопленку.
Однако они оказывались в перекрестном огне, а иногда на них преднамеренно нападали ради их оружия. Обычно британцы отвечали молча. Солдаты пели «Бе-бе, черная овца» на мелодию еврейского национального гимна «Хатиква» («Надежда»). Под еврейской надписью, сделанной граффити («Томми, иди домой!») один солдат написал: «Мне бы очень хотелось, чтобы я смог это сделать, черт побери!»
Однако преступные элементы в армии, как отмечал один высокопоставленный чиновник, «открыто одобряли политику Гитлера». Они проводили жестокие контртеррористические акции, самой худшей из которых стала детонация бомбы в грузовике на улице Бен-Йехуда в Иерусалиме. В результате погибло более пятидесяти человек. Столь же отвратительной оказалась арабская привычка уродовать еврейские трупы — например, выставлять напоказ отрубленные пальцы, носить головы по священному городу. Но евреи, как отмечал Каннингхэм, в настроении которых «смешивались истерия и бахвальство, передавали в сообщениях по радио, поразительно напоминавших новости нацистской Германии, что у арабов гораздо больше жертв, чем у них самих».