Он принял коммунистические мантры и часто говорил, что религия — это опиум для народа. Но его меньше привлекал Карл Маркс, чем Кингси Мартин, ветреный и беспечный редактор лондонской газеты левого крыла «Нью стейтсмен». Кроме всего прочего, он был предан Ганди, чьи утопические планы по подъему масс пытался совместить с фабианскими планами государственного контроля над землей и промышленностью. Попытка включала долгую «умственную борьбу» и случающийся время от времени кризис лояльности, что чуть не привело его в отчаяние.
Хотя новый радикализм Джавахарлала не нравился махатме, а Мотилал его иногда проклинал, все трое объединились против Комиссии Саймона. Она была учреждена в конце 1927 г. для реформирования системы двоевластия. Пьянствующий консервативный госсекретарь лорд Биркенхед, который не мог слишком серьезно воспринимать индийских политиков и считал «немыслимым, что Индия когда-нибудь станет пригодна для самоуправления доминиона», хотел придумать конституционные рамки, которые сохранят британское главенство. Это было и целью вице-короля Индии лорда Ирвина. Считая, что индийская психология «в равных частях состоит из тщеславия, комплекса неполноценности и страха перед ответственностью», он искал «какой-то фасад, который оставит суть механизма власти в наших руках».
Поэтому, по просьбе Ирвина, Биркенхед назначил Комиссию, в которую не входило ни одного индуса. Это гарантировало сэру Джону Саймону, хладнокровному и коварному юристу, который ее возглавил, тот же самый прием, с которым Милнер столкнулся в Египте. Его и «семерых карликов» встретили черными флагами и криками: «Саймон, убирайся вон!» Казалось, крики звучали всю ночь перед гостиницей «Вестерн» в Дели, где разместилась Комиссия, но на самом-то деле это кричали шакалы, которые все еще рыскали по пустынным частям столицы.
Ирвин сравнивал ответ индусов с отказом ребенка съесть ужин, но он подал такое расистское блюдо, что мусульмане присоединились к индусам в презрении. «Джалианвала-Баг был физической бойней. Комиссия Саймона — этой бойня души».
Такого негодования не наблюдалось со времен Закона Илберта. Происходили яростные демонстрации, особенно — в Лахоре и Лакхнау. Там Джавахарлал пережил атаку полиции с длинными окованными железом бамбуковыми палками. Он отмечал: европейские сержанты были самыми жестокими из всех, на их лицах горела ненависть и жажда крови. Но, по словам Ладжпата Рая, националиста, убитого во время беспорядков, каждый удар такой бамбуковой палкой был «гвоздем, вбитым в гроб Британской империи».
Клемент Эттли, один из двух представителей Лейбористской партии в Комиссии, понял еще одну вещь о природе имперских отношений. Его «отличный носильщик» настаивал на том, чтобы его одевать, но Эттли сказал: «Я скорее запрещу не позволять мне заправлять собственную рубашку». Никто в то время не мог представить, что этот скромный человек, которому было в чем проявлять скромность (как незабываемо заметил Черчилль), станет премьер-министром и даст Индии независимость.
Отчет Саймона, который рекомендовал дальнейшую передачу полномочий провинциям (что предпочитали мусульмане), но сохранение британской власти в центре, оказался невостребованным письмом даже до своего появления. Им не воспользовались, потому что Ирвин пытался смягчить враждебность индусов, объявив в 1929 г. от имени нового лейбористского правительства, что естественный результат конституционного прогресса в Индии — это статус доминиона.
Конгресс разделился между теми, кого возглавлял Мотилал (они приняли это, как следующий шаг к свараджу), и теми, кого возглавлял Джавахарлал (эта фракция требовала полной национальной независимости). Ганди нашел компромисс и осадил младшего Неру, назвав его молодым хулиганом.
Вдохновленный социалистическим учением, Джавахарлал стал (как он сам признавал, со значительным преуменьшением) «немного автократом в своем поведении — и чуть-чуть диктатором». Он написал о себе ироничную, но анонимную статью в «Модерн ревью» и заявил: его тщеславие, распаленное людьми, которые называли его «драгоценным камнем Индии» и «воплощением жертвенности», следует приструнить. «Нам не нужны никакие Цезари!» Это состояние Джавахарлала суммировалось в строках Байрона, которые Неру перефразировал в тюрьме, говоря:
Но преданность — высокая судьба.
От скверны пусть очистит нас борьба…
Но безудержное честолюбие и эмоциональность Джавахарлала, которые выражались в припадках ярости, напоминающих припадки его отца, иногда заканчивались драками, а сдерживались духом самоотречения. Махатма это понимал и проследил, чтобы младший Неру последовал за отцом, заняв должность председателя Конгресса в 1929 г. «Он чист, как кристалл, правдив и верен, вне подозрений, — сказал Ганди. — Страна будет в безопасности в его руках».
Страна разделилась из-за обещания вице-королем статуса доминиона, который, судя по одному британскому отчету, дал «моральное лидерство в индийское политике лорду Ирвину».
В попытке сохранить свое положение, если обещание будет когда-то исполнено, представители мусульман, махараджей и других приняли приглашение посетить круглый стол в Лондоне. Конгресс его бойкотировал. Но Ганди требовалась более позитивная и драматическая стратегия и чтобы объединить свое движение, и чтобы бросить вызов Ирвину, чей престиж повысился после бомбовой атаки на его поезд под Дели.