По крайней мере, восемьдесят лет Британия служила Индии, как считал Черчилль, неся мир, торговлю и прогресс. «Наше руководство и наша миссия может закончиться. Но для Индии это вполне может стать веком Антонинов». [Антонины — династия римских императоров в 92-192 гг., при них окончательно оформилась монархическая власть. — Прим. перев.] Это была восхитительная эпоха, классически описанная Гиббоном. Тогда императоры убеждали человечество, что римская власть «приводится в движение только любовью к порядку и справедливости».
Однако Черчилль не произнес эту речь. Возможно, он сомневался, является ли исторический намек разумным или логичным, или опасался, что вызовет в воображении предзнаменование распада и краха империи. Наверняка премьер осознавал опасность начала споров в Палате общин, если поднять важный вопрос об Индостане. К концу 1942 г. на горизонте встал большой вопрос, который националисты могли правдоподобно представить как ужасающее «завершение британского правления в Индии». Проблема, «созданный человеком голод», мучила Бенгалию больше года. Голод был гораздо хуже, чем что-либо, пережитое после 1770-х гг., как писал один чиновник индийской гражданской службы Филипп Мейсон. Он сказал, что душераздирающие сцены, свидетелем которых Мейсон был в городах, являлись «позором и укором людям с английской кровью».
Природные катаклизмы привели к нехватке продуктов в Индии. Но голод в Бенгалии создала алчность. Неудачные муссонные сезоны и плохие урожаи подняли цену на зерно. Импорт риса из Бирмы прекратился, его сменил поток беженцев. Хотя многие индусы процветали во время войны, инфляция поглотила жалкие средства бедных — трети населения, которая всегда находилась на грани голода.
Однако провинциальная администрация была безнадежно неподготовлена к катастрофе. Британский губернатор оказался близорук и отживал свой век. Министры в Бенгалии были коррумпированы и неспособны к действиям. Вместо того чтобы самим запасать продукты питания, власти советовали людям держать запасы на два месяца. Это способствовало затовариванию, росту цен, создало «психоз недостатка».
Власти очень медленно ввели нормирование, чтобы предотвратить спекуляцию и обеспечить нуждающиеся районы теми продуктами, которые получили и которые хранились под непромокаемым брезентом в ботаническом саду Калькутты.
На самом деле, они даже мешали распределению провизии. Поддавшись панике, власти уничтожили примерно пятьдесят тысяч судов прибрежного плавания и малого каботажа в дельте Ганга, чтобы они не достались японцам и их союзникам.
Союзником являлась Индийская национальная армия в количестве 25000 человек, нанятых из сипаев, захваченных в Сингапуре. Командовал ею Субхас Чандра Бос. Казалось, он представляет реальную угрозу. Этот политик носил форму и очки, стремился стать фюрером Индии, взял эмблему Типу Султана и девиз восставших 1857 г.: «Дели чало!» («Вперед, к Дели!»)
Тем временем легион отчаявшихся людей шел на дрожащих ногах к Калькутте. В этом городе и в провинциальных городах была доступна хоть какая-то помощь, но она никак не могла удовлетворить потребности голодных масс. Поэтому изможденные мужчины в лохмотьях рылись в помойках и сточных канавах, полных грязи, пытаясь найти хоть что-нибудь. Они падали в дверных проемах прекративших работу магазинов и офисов. Женщины, напоминающие скелеты, прижимали к груди детей — одну кожу и кости. Они кричали на мостовых Чауринги и платформах Хоураха, требуя милостыни. Бездомные и беспризорные дети сражались за отбросы в помойных баках клубов и гостиниц, где богатые индусы и европейцы продолжали есть сытную еду. Эти дети стали дикими и «приобрели привычку жрать, как собаки».
Каждое утро трупы, разлагающиеся в жарком и влажном климате, часто обкусанные крысами и шакалами, устилали улицы. Газета «Стейтсман» в Калькутте напечатала ужасающие снимки происходящего. Но цензоры заменили слово «голод» на «серьезную нехватку еды». Официальный представитель вице-короля обвинил прессу в драматизации ситуации. Правительство Дели, которое отвечало за благосостояние подчиненных народов, вставило кляпы в рот критикам и умышленно тянуло время, устраивая проволочки. Линлитгоу притворялся обеспокоенным. Но в отличие от своего преемника, фельдмаршала лорда Уэйвелла, который стимулировал общественные работы для безработных, он не посетил Бенгалию. Один бывший участник его Совета сказал: Литлитгоу продемонстрировал бессердечное пренебрежение своими обязанностями».
И действительно, вице-король казался менее озабоченным массовым голодом, чем одним голодным бунтом. Вначале 1943 г. Ганди начал еще одну голодовку. Беспокойство Линлитгоу отразилось в кодовом слове, избранном для телеграфирования сообщения о возможной смерти голодающего — «РУБИКОН». Чиновники тайно импортировали несколько сот фунтов сандалового дерева, чтобы его кремировали, не привлекая внимания. Это должно было произойти на территории красивого дворца Ага-Хана в Пуне, где содержали Ганди.
Но послужив Богу через смирение плоти, махатма выжил. Линлитгоу подозревал, что врачи добавляли в лимонный сок глюкозу. Это действительно могло быть так, поскольку его вес, который упал со 109 фунтов до 90 фунтов, очевидно поднялся на один фунт к концу трехнедельной голодовки.