Несомненно, королева была заторможенной, замкнутой и неискушенной. В 1948 г. она сопровождала своего отца в Южную Африку, где, на местной инвеституре он передавал медали чиновнику, «чтобы чистые белые руки короля никогда не касались чернокожего человека». И она в дальнейшем признавала, что среди ее любимых телевизионных программ было «Шоу черных и белых менестрелей». В любом случае, в Нигерии господствовал строгий протокол.
Более того, британские официальные лица имели склонность монополизировать королеву и ее свиту из тридцати человек. Один нигериец выразил протест в стихах:
Они не видят настоящий север,
Они не слышат слов простых людей.
Удерживать дежурные улыбки —
Одна из самых глупых их идей.
Пиры, приемы, марши и парады…
Но видит Бог, все это — не страна.
Но, видимо, правительства приказом
Улыбка безразличья им дана.
Замкнутость была оправдана беспокойством за безопасность королевы среди людей, которые, как говорили, «славятся своей возбудимостью». Зик заявлял: полиция запугивала граждан, а временами применялись такие суровые меры безопасности, что королевская процессия следовала по «улицам, почти совершенно освобожденным от зрителей». Однако белые гражданские служащие страстно желали престижа, который давала близость к ее величеству. С центра улья они также ограничивали поток королевского меда — большое количество белых получили награды, но только один африканец удостоился медали за свою службу.
Это оскорбило ряд известных нигерийцев, но гораздо большее их число выступало против грубых стереотипов, в соответствии с которыми их изображала британская пресса. Чернокожие журналисты ругали Флит-стрит за плевки «в африканскую расу Нигерии» во время тура и призывали к карательным мерам, чтобы остановить мерзкий поток яда. Они добавляли: если подобное неправильное представление продолжится, то Нигерия может решить стать республикой. Так и на самом деле и случилось в 1963 г., через три года после получения независимости. Еще через три года один из немногих африканцев, которые видели королеву вблизи, пока она находилась в стране, майор ПВО Иронси, стал первым нигерийским военным диктатором.
В общем и целом, с учетом всего, визит королевы оказал малое позитивное влияние, и Леннокс-Бойд не смог удерживать имперское правление долгое время, несмотря на глубокий разрыв в самой Нигерии, что давало Ленноксу-Бойду достаточно оправданий для оттягивания. У Министерства по делам колоний все еще оставалось место для маневрирования. Оно проводило конференции. Оно отправляло комиссии, придумывало компромиссы. Оно же поддерживало скромного, красноречивого и поддающегося влиянию Абубакара, который стал первым премьер-министром страны в 1957 г. Эта поддержка включала попытку дискредитировать Аволово, как опасную «горячую голову», а Зика — как «трусливого обманщика, окруженного гиенами-помощниками». Последний губернатор, сэр Джеймс Робертсон, который сохранял высший контроль, свободно использовал грязные трюки. Коммуникации Зика перехватывались, а старшие британские служащие организовали сложную и хитрую «регулировку выборов». Они использовали и племенные антипатии. Зик, который стал первым президентом страны, в дальнейшем писал: «Нигерийскими лидерами двигали имперские интересы, чтобы их энергия рассеялась, и они повернулись против собственного народа».
Однако появление свободной Ганы в 1957 г. отправило «шоковую волну» эмоций сквозь националистические круги Нигерии. Начался эффект домино, который освобождал одну зависимую территорию Западной Африки за другой. Сам Абубакар, представляя консервативный север, добавил движущей силы, и ей стало невозможно противостоять. Позиция Великобритании ослабла от ухода колониальных чиновников, которые увидели библейские письмена на стене. Она еще более ухудшилась от прихода генерала де Голля, который в 1958 г. дал французским территориям в Западной Африке, полностью окружавшим Нигерию, право решать собственную судьбу.
Поэтому Робертсон рекомендовал Министерству по делам колоний забыть про аргументы о необходимости подождать и посмотреть, смогут ли районы сами собой управлять. Он решил четко установить дату предоставления национальной независимости. Робертсон заявлял, что это нужно сделать добровольно, а не доводить до того, что Нигерию вырвут у Великобритании после антиимпериалистической агитационной кампании, которую с радостью возглавят Зик и Аволово.
Леннокс-Бойд с неохотой согласился, желая сохранить интересы Британии, как военные, так и коммерческие, в новой дружественной стране Содружества. Кабинет решил, что Нигерия должна поднять собственный флаг 1 октября 1960 г.
Леннокс-Бойда беспокоили опасности раскола и взяточничества, и он сомневался, будет ли самоуправление в Нигерии хорошим управлением. Гиббон мог бы ответить, что независимость — это первое из земных благословений, а коррупция — «самый верный симптом конституционной свободы».
* * *
Соседние фишки домино упали с еще большей скоростью. В 1959 г. Айан Маклауд, который превратился из плейбоя в политика, сменил Леннокс-Бойда на посту министра по делам колоний. Он был настроен быстро действовать в Африке. Новый министр признавал, что это опасно, оценивая шансы взглядом азартного игрока. Но еще опаснее было бы сдерживать поток национализма.