Однако «королевский город Леванта» для арабов стал сияющим военным трофеем. Поэтому Лоуренс был оскорблен, когда первым в Дамаск вошел Австралийский третий легкий конный полк. Жители посыпали солдат конфетти и опрыскивали розовой водой, целовали стремена и «впадали в истерику в своих проявлениях радости».
Лоуренс заявлял, что бедуины раньше австралийцев проникли в город. Он говорил, что приветствие жителей Дамаска на самом деле было таким бурным из-за появления основного подразделения Фейсала — сотен покрытых пылью людей на верблюдах и пони, которые скакали и стреляли из винтовок в воздух так быстро, как удавалось опорожнять магазины. Сам командир не мог подавить их жажду крови и трофеев, поэтому и пришлось призывать австралийские войска для восстановления порядка. Но арабы, и гражданские и военные, радовались из-за того, что удалось сбросить ярмо Османской империи: «Все загорелись надеждой освобождения и национальной независимости».
В последнюю неделю войны британцы и французы разожгли огонь надежды еще одним бумажным обещанием. Они объявили, что народы Оттоманской империи могут свободно учреждать национальные правительства. Ллойд Джордж ставил целью дискредитацию большевистской пропаганды, таким образом подтверждая двенадцатый из четырнадцати пунктов Вудро Вильсона. Им также двигала интуитивная ненависть к туркам, «человеческой раковой опухоли, ползущей агонии плоти на землях, которыми они плохо управляли, обрекая на гниение все нити жизни». Теперь казалось, что у наций, освобожденных из-под правления Оттоманской империи, имеется возможность саморазвития, которой ничто не угрожает, и это освобождение приводило к почти религиозному пылу по всему региону. Одного раненого курда в Багдаде нашли в госпитале с этим обещанием, переведенным на форзацах Корана, и «как талисман привязанными в руке». Тем не менее принятие пункта Вильсона добавляло к путанице британских обещаний на Среднем Востоке. Более того, министры типа Керзона и Милнера, которых ободряли победы в Леванте и на Кавказе, а также в Европе, теперь нацеливались основать новую империю между Египтом и Индией — затягивая золотую нить своекорыстных интересов, что делало невозможным распутать весь клубок. К счастью для Ллойд Джорджа, мирная конференция в Версале перерезала этот гордиев узел.
Система мандатов была придумана, чтобы позволить победившим державам удерживать колонии проигравших от имени Лиги Наций. Американцы приняли точку зрения Берка на мандаты, как на «священное доверие от имени цивилизации». Британцы рассматривали их в качестве метода прикрытия жестокости завоевания «при помощи покрывала нравственности». Например, Керзон считал: «Британское влияние на арабском Ближнем Востоке должно как можно более держаться в тени и осторожно прикрываться фасадом самоопределения».
Поэтому мандаты являлись продолжением империализма, но другими способами. Однако это более смягченный, «извиняющийся» и сладкоречивый тип империализма, разбавленный идеалами Вильсона и Ленина. Как писал сэр Марк Сайке (прославившийся соглашением Сайке— Пико) в 1918 г., «имперская аннексия, военный триумф, престиж, бремя белого человека вычеркнуты из популярного политического словаря».
Однако арабы иначе представляли эвфемизм, переводя слово «мандат» как «суверенная власть». От Средиземного моря до Персидского залива они негодовали и выступали против чужеземного вторжения. Таким образом Франция получила мандат над Сирией, вытеснив Фейсала, которого ранее провозгласили королем, и столкнулась с продолжительным восстанием. Великобритания теперь правила более чем над половиной мусульман мира. Она получила мандаты над Палестиной и Месопотамией, где оправданное ощущение предательства тоже привело к проблемам. Арабы особенно сопротивлялись европейскому господству после Первой Мировой войны. Гертруда Белл, бесстрашная путешественница по пустыне, которая работала на британский верховный комиссариат в Багдаде, отмечала: Запад потерял все доверие среди иракцев. Они естественно выступали против цивилизации, которая, как она говорила, ушла назад в варварство во время конфликта — «конец Римской империи является очень близкой исторической параллелью».
Хотя иногда в конце войны британцев одолевали сомнения, и они разделялись во мнениях, имелись основания чувствовать уверенность. «Мы — победители, — объявил король Георг V, — мы наверху».
Керзон выразил те же чувства более торжественно. Опуская занавес в одной из самых колоссальных и значимых драм в истории и провозглашая восход золотого века, он объявил: «»Юнион Джек» никогда еще не реял над более мощной и объединенной империей… Никогда еще наш голос так много не значил в советах наций или в определении будущих судеб человечества».
Как решили британцы на месте, судьба дельты Тигра и Евфрата будет похожа на судьбу дельты Нила. Месопотамия станет скрытым протекторатом с дополнительным преимуществом — там, судя по всему, нет необходимости разделать, чтобы властвовать. Три миллиона жителей Ирака, если называть страну арабским националистическим названием, едва ли можно считать нацией. Это путаница племен, множество различных владений шейхов.