Множество людей потоком продвигалось в столицу из провинции, деревья и трава позеленели после раннего дождя, принесенного муссонами. Люди шли пешком, ехали на велосипедах, ослах или грузовиках, на готовых развалиться и трещащих легких двуколках и скрипящих повозках, в которые были впряжены волы. Повозки были окрашены в шафрановый, белый и зеленый цвета. Некоторые смеялись, другие плакали, третьи наполняли воздух криками «Джай Хинд!»
Мусульмане, сикхи и индуисты обнимались среди проявлений «сильного энтузиазма общественности». Приветствовали и самих британцев — как говорили, наконец-то они покорили Индию. В Зале торжеств в резиденции вице-короля Маунтабаттен сидел на троне вместе с женой, на которой было серебристое платье из ламе, длинные белые перчатки и диадема.
Сам Маунтбаттен был в белой адмиральской форме, на которой блестели медали и знаки отличия, она украшалась лентой и шпагой. Он участвовал в церемонии с «максимальной помпой». Вице-король сам все спланировал. Он принял клятву как генерал-губернатор, потом принял присягу у Неру, который был в белых бриджах для верховой езды и пилотке по типу той, что носил Ганди. Присягнули и министры Неру. Все это происходило перед пятьюстами лидерами новой Индии.
Затем Маунтбаттен с супругой поехали по Дели в черно-золотой карете, которая изготовлялась для празднования коронации Георга V. В нее были впряжены шесть гнедых коней. Их сопровождали телохранители в синих и золотистых тюрбанах, белой форме, отделанной красным, в высоких черных сапогах. Только такая блестящая кавалькада с горнами, знаменами и копьями могла пробиться сквозь шумную и возбужденную толпу, водоворот шума и цвета. Но все же массы людей едва не раздавили группу генерал-губернатора во время кульминации праздника. Это была церемония поднятия флага у Индийских ворот, которая происходила среди «сцен самого фантастического проявления радости». Здесь разворачивался триколор нового доминиона с колесом космического порядка императора Ашоки с двадцатью четырьмя спицами в центре (его предпочли прялке Ганди). Одновременно в другом конце Раджпата, среди черных туч, нависших над зданиями секретариата, появилась радуга. Казалось, что она повторяет оттенки индийского флага, подобно какому-то показному спецэффекту, созданному в Голливуде. Но как заметил пресс-атташе Маунтбаттена, «потребовался бы человек, обладающий железным скептицизмом, чтобы на него не произвело впечатление подобное предзнаменование в такой момент».
Для индусов небесная арка символизировала благословение свободы, для британцев, которые хотели, чтобы смерть господства поглотилась победой, она означала выполнение соглашения. Судя по мифу, который создавался уже в то время, уход Британии из Индии не был признаком национальной слабости, а в еще меньшей степени он стал предзнаменованием краха империи. Это был триумф искусного управления государственными делами, логическое завершение процесса опеки и обучения и, как предсказывал Маколей в 1833 г., день самой большой гордости для английской истории.
В этой фабрикации имелся элемент правды. Конец империи был в своем начале, и британцы часто говорили, что их цель -колониальное самоуправление. Но миф разработали для сокрытия фатального ущерба, который нанесла война Британии, ее положению великой державы. Целью было скрыть подавляющую силу индийского национализма, перспективу административного провала на Индостане, уменьшающиеся доходы и сломленное желание Великобритании занимать место великих моголов.
Поэтому Лондон преуменьшал отречение от престола последнего императора Индии и одновременно превозносил предоставление свободы пятой части человечества. Метрополия делала меньший упор на урезании имперских обязательств во время экономического кризиса, а не на преимуществах, которые получит Содружество от присоединения двух добровольных участников. «Индийская империя исчезает с политической карты,— вещала «Тайме», — и круг доминионов увеличивается».
Индийская независимость отмечала конец эры, которая началась благодаря Васко да Гаме, она вдохнула жизнь в националистические движения, которые казались «способными сделать небелого человека Азии хозяином в собственном доме впервые за несколько столетий». Некоторые люди приходили в ужас от этого великого события. Молодой претендент в вице-короли Энох Пауэлл считал, что «британцы соединены с Индией, как Венеция соединена с морем, они как будто женаты». При разводе он почувствовал, что его мир «распадается на части», всю ночь гулял по улицам и наконец «сел в дверном проеме, держа голову руками».
Но в целом британцы купались в отсветах своего самого прекрасного часа, им нравилось думать, что изменилось очень мало. Почти пустая Палата общин клевала носом, пока обсуждались законы, связанные с независимостью Индии. «Дейли мейл» просто сменила на первой странице, где указываются сведения о газете и редакторах, надпись «Для короля и империи» на «Для короля и Содружества». Политики в Вестминстере подчеркивали непрерывность и дружественность отношений с Индией и Пакистаном. Они заявляли: все шло по плану, и ничто лучше не подходит британским властителям, чем уход из Индии.