Эрскин винил колонистов и их гнилую администрацию за произошедшее восстание. Он предлагал положить ему конец при помощи военной силы, которую может собрать только империя, обеспечив решение судьбы Кении в Лондоне, а не в Найроби. К осени 1953 г. генерал развернул двенадцать британских батальонов, поддерживаемых бронемашинами, артиллерией и двумя эскадрильями Королевских ВВС, состоявшими из устаревших бомбардировщиков «Гарвард» и «Линкольн» (в дальнейшем к ним добавились и реактивные «Вампайры»).
Вместе с местными подразделениями эти силы осуществляли патрулирование, налеты и засады, чтобы выманить и разгромить лесные банды. Однако вначале «улов» оказывался мелким, хотя выплачивались награды наличными за убитых, пока Эрскин не положил этому конец. Несмотря на подавляющее преимущество в вооружении, его войскам требовалось многое узнать о партизанской войне. Они транспортировали излишние предметы комфорта в лесную местность на мулах, среди них — железные остовы кроватей. Солдаты выдавали себя, беспокоя диких животных и источая запахи мыла, сигарет и бриллиантина. Возможно, в большинстве потерь в своих рядах они виноваты сами. Один батальон даже убил собственного полковника. Призывая удары с воздуха, которые получились ужасающими, но неэффективными, солдаты указывали области, временно свободные от наземных атак.
Неудивительно, что африканские командиры над ними смеялись. Один из них сообщил Эрскину, что «мау-мау» строят консервную фабрику, чтобы есть консервированное белое мясо.
Это была шутка, но она предполагала очень серьезную слабость самозваной Освободительной армии. Как и другие партизанские силы, «мау-мау» полагались на окружающее население в плане поставок еды, одежды, боеприпасов, информации и другой помощи. С самого начала Эрскин пытался отсечь эти источники поставок. Он отрезал места проживая африканцев в Найроби. Командующий создал санитарный кордон, расчистив банановые плантации и плантации сахарного тростника между лесами и резервациями кикуйю. Был создан барьер, достойный императора Адриана — ров протяженностью в сто миль, идущий вдоль оконечности леса.
Те, кто все еще пытался помочь мятежникам, столкнулись с дальнейшими коллективными наказаниями и систематическим насилием со стороны войск местной обороны. Наиболее эффективным стало заключение в тюрьму подозреваемых в поддержке «мау-мау».
В апреле 1954 г. Эрскин нанес решающий удар. Операция называлась «Наковальня». Это была полная блокада Найроби двадцатью тысячами солдат. Они хватали чернокожих для допросов или «проверки», и отправили примерно 24 000 мужчин и женщин (почти половину населения города из числа кикуйю) в быстро организованные лагеря для задержанных.
Не стесняясь в выражениях, британцы беспощадно бранили «мау-мау» во время этой гигантской облавы, которая уничтожила центральную организацию партизан и нанесла сокрушительный удар по восстанию.
* * *
По мере увеличения числа пленных в Кении было построено более пятидесяти лагерей для их размещения. К концу 1954 г. около семидесяти тысяч африканцев задержали или поместили в тюрьмы, примерно половину от этого количества держали в лагерях в период чрезвычайного положения. Но Эрскин начал еще более амбициозные действия по ограничению свободы почти для всего нарда кикуйю. Он следовал скорее примеру Темплара в Малайе, а не Китченера в Южной Африке. Генерал наметил депортацию более миллиона человек из разбросанных ферм и крестьянских дворов, многие из которых затем разграбили и сожгли войска местной обороны. Африканцев переселили в 850 тюрем-деревень. Здесь, в окружении колючей проволоки, за ними наблюдали со сторожевых башен. Лоялистов защищали, а подрывные элементы наказывали — подвергали обыскам, устанавливали комендантский час и ограничения. Они получали мало еды, их заставляли принудительно работать. Так лесных «мау-мау» заставили голодать, продолжая охотиться на них.
Партизаны все больше приходили в отчаяние. Им пришлось носить обезьяньи шкуры и сражаться луками и стрелами. «Мау-мау» встали на гибельный путь охоты на тех, кто их поддерживал. «С этих пор, — писал один из этих сторонников, — все стали относиться к борцам за свободу, как к диким животным».
«Мау-мау» шатались и отступали под ударами молота Эрски-на. Многие партизаны дезертировали, другие прятались глубже в джунгли. Баринг в это время попытался перетянуть на свою сторону африканские сердца и умы. Но его усилия, хотя их и поддерживал Черчилль, оказались слабыми. Все, что только попахивало примирением, приводило в ярость белых поселенцев, которые «все еще считали себя единственными и естественными наследниками колониального правления». Поэтому, когда губернатор в 1954 г. предложил провести переговоры по заключению соглашения, его обвинили в том, что он жмет руки убийцам. Бланделл даже обвинил Баринга в том, что тот давал клятву «мау-мау», хотя после быстро извинился.
Тем временем, как цинично писал Томас Кэшмор, государство пыталось придать своему правлению «немного силы через радость». Оно спонсировало социальные программы, развивало образование для взрослых и профессиональное обучение. Администрация поддерживала бойскаутов, спортивные клубы и танцевальные труппы. Она продвигала футбол, хотя некоторые опасались, что игра «стала преемником племенной войны». Кэшмор, который отмечал, что «большинство холостых молодых офицеров, вероятно, время от времени спали с африканками», обнаруживал к своему смущению, что одна из этих дам, дочь бывшего вождя, несколько раз оказывалась вместе с ним в жюри местных конкурсов шитья. Чиновники нанимали колдунов и прорицателей, известных, как «знахари Ее Величества» или «волшебники из страны Оз» для «очищения» тех, кто насильно дал клятву.