Затянутые тонким бычьим пузырём окошки так призывно светились в темноте, бросая в перемешанную с соломой и навозом блестящую жирную грязь мутно-жёлтые отблески, что ничуть не верилось в реальность всего происходящего. У кабака, оказавшегося к удивлению Александра, вовсе не убогой сельской корчмой, а вполне добротным заведением, разделились. Возле крыльца старлей оставил воодушевлённых первым успехом крестьян с наказом «если кто выскочит, сразу бить по ногам, чтоб не поднялись и не удрали, а потом уж и добивать сверху». Рыбаки спрятали свои острые ножи для разделки рыбы и вооружились добротными берёзовыми поленьями. Кузнец пожал внушительными плечами, но сделал то же. А забойщик почесал в затылке да намотал на кулак кусок собачьей цепи.
— Я таким ударом по маковке бугая упокаиваю, — зловеще пообещал он. — Ежели что, так вусмерть лихоимца…
Убедившись, что ребята крови не убоятся и подвести вроде не должны, Александр в сопровождении Тиль и старосты зашёл с тылу. Через службы и провонявшуюся неистребимыми запахами чеснока и перца закопчённую кухню, где унылый трактирщик сокрушённо подсчитывал убытки, проникли в коридор, из которого можно было попасть в главный зал. Оттуда доносился хохот нескольких весёлых мужских глоток да робкое женское причитание.
Оттуда доносился хохот нескольких весёлых мужских глоток да робкое женское причитание.
Вертлявая ладная служанка, прибежавшая за новой порцией мяса «для господ разбойников», не успела даже охнуть, как притаившийся за одверком Александр ловко сграбастал её в охапку и зажал ладонью рот. Девица трепыхнулась пару раз, но из тёмного угла высунулся хмурый староста и шёпотом повелел дурёхе не визжать. Служанка затравленно кивнула, и старлей осторожно отпустил её. Та поведала, икая от испуга и беспрерывно теребя замызганный фартук, что в зале окромя разбойников ещё и здешняя гулящая девка Лушка.
— Хоть и шлюха, а всё ж жалко, — судя по смущённой физиономии старосты, тот и сам не дурак был иной раз задрать подол Лушке… но в конце-то концов, Александра здешние перипетии никоим, как говорится, образом не касаются.
— Как бы её выманить? — осведомился он. — Может ведь и под пулю ненароком попасть.
Служанка оставила передник и с удивлённым интересом взглянула на благородного лорда. Чтоб их светлость заботились об серой крестьянской скотинке? Что-то новенькое…
— Может — ик! — ей шепнуть — ик! — вроде как плохо — ик! — стало? — предложила она.
— Не, пусть отпросится до ветру — шоб не оскорбить носы благородных господ разбойников, — не согласился умудрённый жизнью староста. На том и порешили.
Накинув на руки засаленное полотенце, служанка ухватила с припечка аппетитно шкварчащий противень с мясом. Судорожно вздохнула для решимости и помчалась в залу.
— Эй, руки убери, харя усатая! — сквозь гогот донёсся её задорный голос. — А пива к мясу тебе хто притащит? Потерпи, красавец…
Через минуту служанка вернулась. Ухватившись за сердце, побледнела. Закатила глазоньки и, прислонившись к небеленной закопчёной стене, задышала часто. Через несколько секунд из двери, пошатываясь, в коридор втащилась нарумяненная и расхристанная Лушка — уж её не признать было бы мудрено. Служанка, что сразу прекратила умирать, и кабатчик тут же заботливо подхватили местную жрицу любви, усадили на лавку. Староста с круглыми от ужаса глазами прошептал:
— Да хранит вас милость Беора, большой дон и маленькая донья! — и осенил по-крестьянски размашистым местным благословением.
Тиль молча кивнула в ответ на взгляд Александра. В обеих руках она уже сжимала свои «стрекоталки», с которыми управлялась на удивление ловко — словно гвозди вколачивала. А в серых глазах светилась упрямая решительность. Как там она сказала — быть достойной своего дона?
— Ну, где там пиво? — из залы донёсся удар по столу, перекрывший даже хохот подвыпивших разбойников.
— Уже несу! — звонко отозвалась служанка и умоляющими глазами уставилась на обоих мстителей.
— На счёт «три», — негромко распорядился девчушке старлей. — Ты слева и чуть сзади. Раз, два…
Что произошло дальше, вспоминать попросту не хотелось — ни ему, ни бледной как полотно девчонке. Против двоих вооружённых изысками оржейного дела людей у бандитов попросту не было шансов. Воистину, как говорится, избиение младенцев — так потом подумалось Александру, стоящему в луже крови и зорко озирающему учинённый разгром. Всего лишь двое догадались выскочить в наружные двери — но донёсшийся оттуда хряск ударов и сдавленные вопли подтвердили, что притаившийся в темноте комитет по встрече не оплошал.
Да ещё один, сидевший чуть осторонь вертлявый лохматый парень размахнулся, намереваясь метнуть нож — но Тиль сбоку вскинула ладонь, и в стрекотании бешено задёргавшейся машинки рука разбойника разлетелась кровавыми ошметьями.
Как потом оказалось, железная оболочка с виду почти безобидных худеньких пуль при попадании разворачивалась зонтиком, разрывая плоть в клочья — как охотничий жакан. Бандита даже не успели перевязать ворвавшиеся в залу крестьяне с дубьём в руках. Так и истёк кровью…
А наутро, хоть и отнекивался невыспавшийся Александр, коего немного отпустило только после хорошего кувшина местного пойла, но пришлось ему вершить суд над пятерыми дожившими до утра разбойниками. Вообще-то, их было семеро, но атаман не в счёт — да ещё одного, особо лютого насчёт попортить малолеток обоего пола, деревенские бабы растерзали в лохмотья. Староста лишь смущённо переминался с ноги на ногу, докладывая об этом.