Размазывая по землистым щекам слёзы, назвавшийся Зенором мужик снова бухнулся в ноги — но уже с прямо противоположными намерениями и благодарственными причитаниями. И лишь с трудом удалось Александру выжать из забитого крестьянина подробности. Да, наехали тут… крестьянин глухо ругнулся, упомянув, как лиходеи прямо посреди улицы насиловали его дочь. Вздохнув, поведал далее. Числом поболе дюжины — но счёту Зенор не обучен. Обосновались в кабаке и доме старосты. Буянят, грабят и к весне твёрдо намерены довести село до нищеты.
— А приведи-ка к нам старосту, да тихонько… — решил Александр, у которого от ненависти уже закаменели скулы.
Уже в потёмках унылый бородач, коего прислал к околице давешний Зенор, рассказал подробности и кое-как обрисовал то, что светлейший дон назвал мудрёным словом «диспозиция».
— Да какая там позиция! — замахал руками староста, до сих пор вспоминающий отнятого поросёнка с такой злостью, что аж челюсти сводило. — Даж для присмотру никого не поставили — ить кого им тут бояться-то?
Темнота не стала препятствием для парочки мстителей — перед отъездом Александр зашёл к читающему у себя толстую книгу мастеру Пенну и безоговорочно получил «то, что Лючике называла кошачьими глазами» — то ли заклинание, то ли ещё что. Главное, что работает, а подробности побоку. Зато староста тут же умчался в деревню по-тихому собрать надёжных робят — кузнеца, двоих рыбаков да известного на всю округу забойщика скота. И не успел старлей под прикрытием полуобсыпавшегося куста бузины докурить трубку, как к ним подвалили несколько решительного вида мужиков, среди коих кузнец выделялся не столько телосложением, сколько кувалдой в руках.
Решили по-простому — не жалеть. Если кто из лихих ребят уцелеет, вязать. А нет, так никто плакать не станет — староста разрешил, да и благородный дон дозвол даёт, класть супостатов безжалостно.
— Только атамана мне живым оставьте, — со сладковатым холодком в животе выдохнул Александр в подмораживающий к ночи воздух. — Так надо.
Надо так надо. Крестьяне пожали плечами, а один рыбак, что жил совсем рядом, притащил моток конопляной верёвки — руки-ноги вязать…
По ночной сельской улице почти бесшумно двигалась диковинная процессия. В середине ощетинившаяся «громовыми железками» парочка, а по сторонам крестьяне да староста с вилами. Александр и Тиль видели прекрасно даже в безлунной ночи — всё небо затянули облака, а местные и так знали тут каждую кочку и каждый ухаб.
В хате старосты проблем не возникло — единственный более-менее трезвый разбойник не успел даже замахнуться мечом, как из сеней сухо, негромко и даже как-то буднично хлопнула машинка в руке Тиль, и раненого в ногу тут же упаковали на манер окорока или колбасы.
Троих других вусмерть пьяных не стали даже будить — связали да уложили рядом под присмотром заглянувшего на шум трезвого и потому особено злого на лихоимцев пастуха.
Ещё двоих выловили у местной самогонщицы бабы Тирги — ребята домогались дармового зелья. А получили по шее. Да так, что у одного голова разлетелась гнилой тыквой после удара кувалдой.
— Звыняйте, благородный дон — это тот, хто мово помощника до смерти кнутом запорол, — засопел кузнец в ответ на сердитый взгляд Александра. — Парнишка зелёный совсем, ещё бабы не пробовал. Хотел за Енку заступиться, а энтот его тово… тьфу!
И пнул изуродованный труп ногой.
Ещё про одного донесли вездесущие деревенские сорванцы — уламывает на сеновале Лискину дочку, но та девка ловкая, пока отбивается.
— Ваша милость, да то ж сам ихний старшой и есть! — тихо шепнул на ухо старлею взъерошенный мальчуган и тут же утёр длинным рукавом сопатый нос.
Тихонько взобравшись по лесенке наверх, Александр улучил момент, когда девица завизжит особенно громко, и прыгнул на спину. Но то ли где-то выдал себя шорохом, то ли у вожака и впрямь оказалось воистину звериное чутьё, но по верху стога покатился клубок из двух сильных, неробкого десятка мужчин. Однако дышащий перегаром разбойник то ли оказался ловче, то ли старлей не привык к такому диковинному ходу дела — но никак не удавалось зацедить кулаком в глаз атаману, всё как-то вскользь приходилось.
И уже когда жилистый разбойник извернулся, оказался сверху и, вырвав из захвата руку, цапнул за поясом кинжал, над дерущимися мелькнула тень — и рыбак аккуратно приложил вожака по темечку оторванной от амбара доской. Тот смешно хэкнул, дёрнулся и обмяк.
— Вяжите, это мой, — Александр с трудом унимал рвущееся из груди дыхание. — Да покрепче — здоровый мужик, прямо тебе кабан.
Староста заверил, что увяжут как раз как хряка перед забоем. И пока старлей осматривал опрометчиво оставленное разбойником чуть в сторонке дрянное ружьё с примотанным проволокой к ложу стволом, его помощница и ещё один мужик осторожно спустили вниз зарёванную и трясущуюся как в ознобе девчонку ростом едва ли больше самой Тиль. Взглянув на это дело, Александр высыпал в карман патроны, одним ударом кувалды изуродовал оружие разбойника и глухо проворчал:
— Остальных можно не жалеть.
Крестьяне помялись, но перечить благородному дону не осмелились.